Читаем Евгенiй Онѣгинъ полностью

Евгенiй Онѣгинъ

I.Въ тотъ годъ осенняя погодаСтояла долго на дворѣ,Зимы ждала, ждала природа.Снѣгъ выпалъ только въ ЯнварѣНа третье въ ночь. Проснувшись рано,Въ окно увидѣла ТатьянаПоутру побѣлѣвшій дворъ,Куртины, кровли и заборъ;На стеклахъ легкіе узоры,Деревья въ зимнемъ серебрѣ,Сорокъ веселыхъ на дворѣИ мягко устланныя горыЗимы блистательнымъ ковромъ.Все ярко, все бѣло кругомъ.II.Зима!... Крестьянинъ, торжествуя,На дровняхъ обновляетъ путь;Его лошадка, снѣгъ почуя,Плетется рысью какъ нибудь;Бразды пушистыя взрывая,Летитъ кибитка удалая;Ямщикъ сидитъ на облучкѣВъ тулупѣ, въ красномъ кушакѣ.Вотъ бѣгаетъ дворовый мальчикъ,Въ салазки жучку посадивъ,Себя въ коня преобразивъ;Шалунъ ужъ заморозилъ пальчикъ:Ему и больно и смѣшно,А мать грозитъ ему въ окно...III.Но, можетъ быть, такого родаКартины васъ не привлекутъ;Все это низкая природа;Изящнаго не много тутъ.Согрѣтый вдохновенья богомъ,Другой поэтъ роскошнымъ слогомъЖивописалъ намъ первый снѣгъИ всѣ оттѣнки зимнихъ нѣгъ:²⁷Онъ васъ плѣнитъ, я въ томъ увѣренъ,Рисуя въ пламенныхъ стихахъПрогулки тайныя въ саняхъ;Но я бороться не намѣренъНи съ нимъ покамѣстъ, ни съ тобой,Пѣвецъ Финляндки молодой!²⁸IV.Татьяна (Русская душою,Сама не зная почему.)Съ ея холодною красоюЛюбила Русскую зиму,На солнцѣ иній въ день морозной,И сани, и зарею позднойСіянье розовыхъ снѣговъ,И мглу Крещенскихъ вечеровъ.По старинѣ торжествовалиВъ ихъ домѣ эти вечера:Служанки со всего двораПро барышень своихъ гадалиИ имъ сулили каждый годъ,Мужьевъ военныхъ и походъ.V.Татьяна вѣрила преданьямъПростонародной старинѣ,И снамъ, и карточнымъ гаданьямъ,И предсказаніямъ луны.Ее тревожили примѣты;Таинственно ей всѣ предметыПровозглашали что нибудь,Предчувствія тѣснили грудь.Жеманный котъ, на печкѣ сидя,Мурлыча, лапкой рыльцо мылъ:То несомнѣнный знакъ ей былъ,Что ѣдутъ гости. Вдругъ увидяМладой двурогой ликъ луныНа небѣ съ лѣвой стороны:VI.Она дрожала и блѣднѣла.Когда жъ падучая звѣздаПо небу темному летѣлаИ разсыпалася; тогдаВъ смятеньи Таня торопилась,Пока звѣзда еще катилась,Желанье сердца ей шепнуть.Когда случалось гдѣ нибудьЕй встрѣтить чернаго монаха,Иль быстрый заяцъ межъ полейПеребѣгалъ дорогу ей;Не зная, что́ начать со страха,Предчувствій горестныхъ полна,Ждала несчастья ужъ она.VII.Что жъ? Тайну прелесть находилаИ въ самомъ ужасѣ она:Такъ насъ природа сотворила,Къ противорѣчію склонна.Настали святки. То-то радость!Гадаетъ вѣтренная младость,Которой ничего не жаль,Передъ которой жизни дальЛежитъ свѣтла, необозрима,Гадаетъ старость сквозь очкиУ гробовой своей доски,Все потерявъ невозвратимо;И все равно: надежда имъЛжетъ дѣтскимъ лепетомъ своимъ.VIII.Татьяна любопытнымъ взоромъНа воскъ потопленый глядитъ:Онъ чудно-вылитымъ узоромъЕй что-то чудное гласитъ;Изъ блюда, полнаго водою,Выходятъ кольца чередою;И вынулось колечко ейПодъ пѣсенку старинныхъ дней:«Тамъ мужички-то все богаты;«Гребутъ лопатой серебро;«Кому поемъ, тому добро«И слава!» Но сулитъ утратыСей пѣсни жалостный напѣвъ;Милѣй кошурка сердцу дѣвъ.²⁹IX.Морозна ночь; все небо ясно;Свѣтилъ небесныхъ дивный хоръТечетъ такъ тихо, такъ согласно...Татьяна на широкій дворъВъ открытомъ платьицѣ выходитъ,На мѣсяцъ зеркало наводитъ;Но въ темномъ зеркалѣ однаДрожитъ печальная луна...Чу... снѣгъ хруститъ... прохожій; дѣваКъ нему на цыпочкахъ летитъИ голосокъ ея звучитъНѣжнѣй свирельнаго напѣва:Какъ ваше имя?³⁰ Смотритъ онъИ отвѣчаетъ: Агаѳонъ.X.Татьяна, по совѣту няни,Сбираясь ночью ворожить,Тихонько приказала въ баниНа два прибора столъ накрыть;Но стало страшно вдругъ Татьянѣ...И я — при мысли о СвѣтланѣМнѣ стало страшно — такъ и быть...Съ Татьяной намъ не ворожитьТатьяна поясокъ шелковойСняла, раздѣлась и въ постельЛегла. Надъ нею вьется Лель,А подъ подушкою пуховойДѣвичье зеркало лежитъ.Утихло все. Татьяна спитъ.XI.И снится чудный сонъ Татьянѣ.Ей снится, будто бы онаИдетъ по снѣговой полянѣ,Печальной мглой окружена;Въ сугробахъ снѣжныхъ передъ неюШумитъ, клубитъ волной своеюКипучій, темный и сѣдойПотокъ, не скованный зимой;Двѣ жердочки, склеены льдиной,Дрожащій, гибельный мостокъ,Положены черезъ потокъ:И предъ шумящею пучиной,Недоумѣнія полна,Остановилася она.XII.Какъ на досадную разлуку,Татьяна ропщетъ на ручей;Не видитъ никого, кто рукуСъ той стороны подалъ бы ей;Но вдругъ сугробъ зашевелился,И кто жъ изъ подъ-него явился?Большой взъерошенный медвѣдь;Татьяна ахъ! а онъ ревѣть,И лапу съ острыми когтямиЕй протянулъ: она, скрѣпясь,Дрожащей ручкой оперласьИ боязливыми шагамиПеребралась черезъ ручей;Пошла — и что жъ? медвѣдь за ней.XIII.Она, взглянуть назадъ не смѣя,Поспѣшный ускоряетъ шагъ;Но отъ косматаго лакеяНе можетъ убѣжать никакъ;Кряхтя, валитъ медвѣдь несносный,Предъ ними лѣсъ; недвижны сосныВъ своей нахмуренной красѣ;Отягчены ихъ вѣтви всѣКлоками снѣга; сквозь вершиныОсинъ, березъ и липъ нагихъСіяетъ лучъ свѣтилъ ночныхъ;Дороги нѣтъ; кусты, стремниныМятелью всѣ занесены,Глубоко въ снѣгъ погружены.XIV.Татьяна въ лѣсъ; медвѣдь за нею;Снѣгъ рыхлой по колѣно ей;То длинный сукъ ее за шеюЗацѣпитъ вдругъ, то изъ ушейЗлатыя серьги вырветъ силой;То въ хрупкомъ снѣгѣ съ ножки милойУвязнетъ мокрой башмачокъ;То выронитъ она платокъ;Поднять ей нѣкогда; боится,Медвѣдя слышитъ за собой,И даже трепетной рукойОдежды край поднять стыдится;Она бѣжитъ, онъ все во слѣдъ:И силъ уже бѣжать ей нѣтъ.XV.Упала въ снѣгъ; медвѣдь проворноЕе хватаетъ и несетъ:Она безчувственно-покорна,Не шевелится, не дохнетъ;Онъ мчитъ ее лѣсной дорогой:Вдругъ межъ деревъ шалашъ убогой;Кругомъ все глушь; отвсюду онъПустыннымъ снѣгомъ занесёнъ,И ярко свѣтится окошко,И въ шалашѣ и крикъ, и шумъ;Медвѣдь примолвилъ: здѣсь мой кумъ:Погрѣйся у него немножко!И въ сѣни прямо онъ идетъ,И на порогъ ее кладетъ.XVI.Опомнилась, глядитъ Татьяна:Медвѣдя нѣтъ; она въ сѣняхъ;За дверью крикъ и звонъ стакана,Какъ на большихъ похоронахъ;Не видя тутъ ни капли толку,Глядитъ она тихонько въ щелку,И что же! видитъ... за столомъСидятъ чудовища кругомъ;Одинъ въ рогахъ съ собачьей мордой,Другой съ пѣтушьей головой,Здѣсь вѣдьма съ козьей бородой,Тутъ остовъ чопорный и гордой,Тамъ карла съ хвостикомъ, а вотъПолу-журавль и полу-котъ.XVII.Еще страшнѣй, еще чуднѣе:Вотъ ракъ верхомъ на паукѣ,Вотъ черепъ на гусиной шеѣ,Вертится въ красномъ колпакѣ,Вотъ мельница въ присядку пляшетъИ крыльями трещитъ и машетъ;Лай, хохотъ, пѣнье, свистъ и хлопъ,Людская молвь и конскій топъ!³¹Но что́ подумала Татьяна,Когда узнала межъ гостейТого, кто милъ и страшенъ ей —Героя нашего романа!Онѣгинъ за столомъ сидитъИ въ дверь украдкою глядитъ.XVIII.Онъ знакъ подастъ: и всѣ хлопочутъ;Онъ пьетъ: всѣ пьютъ и всѣ кричатъ;Онъ засмѣется: всѣ хохочутъ;Нахмуритъ брови: всѣ молчатъ;Онъ тамъ хозяинъ, это ясно:И Танѣ ужъ не такъ ужасно,И любопытная теперьНе много растворила дверь...Вдругъ вѣтеръ дунулъ, загашаяОгонь свѣтильниковъ ночныхъ:Смутилась шайка домовыхъ;Онѣгинъ, взорами сверкая,Изъ-за стола гремя встаетъ;Всѣ встали: онъ къ дверямъ идетъ.XIX.И страшно ей, и торопливоТатьяна силится бѣжать:Не льзя никакъ; нетерпѣливоМетаясь, хочетъ закричать:Не можетъ; дверь толкнулъ Евгеній:И взорамъ адскихъ привидѣнійЯвилась дѣва; ярый смѣхъРаздался дико; очи всѣхъ,Копыта, хоботы кривые,Хвосты хохлатые, клыки,Усы, кровавы языки,Рога и пальцы костяные,Все указуетъ на нее,И всѣ кричатъ: мое! мое!XX.Мое! сказалъ Евгеній грозно,И шайка вся сокрылась вдругъ;Осталася во тмѣ морознойМладая дѣва съ нимъ самъ-другъ;Онѣгинъ тихо увлекаетъ³²Татьяну въ уголъ и слагаетъЕе на шаткую скамьюИ клонитъ голову своюКъ ней на плечо; вдругъ Ольга входитъ,За нею Ленской; свѣтъ блеснулъ;Онѣгинъ руку замахнулъИ дико онъ очами бродитъ,И незванныхъ гостей бранитъ:Татьяна чуть жива лежитъ.XXI.Споръ громче, громче: вдругъ ЕвгенійХватаетъ длинный ножъ, и вмигъПоверженъ Ленскій; страшно тѣниСгустились; нестерпимый крикъРаздался... хижина шатнулась...И Таня въ ужасѣ проснулась....Глядитъ, ужъ въ комнатѣ свѣтло;Въ окнѣ сквозь мерзлое стеклоЗари багрянный лучъ играетъ;Дверь отворилась. Ольга къ ней,Авроры сѣверной алѣйИ легче ласточки, влетаетъ;Ну, говоритъ: «Скажи жъ ты мнѣ,Кого ты видѣла во снѣ?»XXII.Но та, сестры не замѣчая,Въ постелѣ съ книгою лежитъ,За листомъ листъ перебирая,И ничего не говоритъ.Хоть не являла книга этаНи сладкихъ вымысловъ поэта,Ни мудрыхъ истинъ, ни картинъ;Но ни Виргилій, ни Расинъ,Ни Скоттъ, ни Байронъ, ни Сенека,Ни даже Дамскихъ Модъ ЖурналъТакъ никого не занималъ:То былъ, друзья, Мартынъ Задека,³³Глава халдейскихъ мудрецовъ,Гадатель, толкователь сновъ.XXIII.Сіе глубокое твореньеЗавезъ кочующій купецъОднажды къ нимъ въ уединенье,И для Татьяны наконецъЕго съ разрозненной МальвинойОнъ уступилъ за три съ полтиной,Въ придачу взявъ еще за нихъСобранье басенъ площадныхъ,Грамматику, двѣ Петріады,Да Мармонтеля третій томъ.Мартынъ Задека сталъ потомъЛюбимецъ Тани... Онъ отрадыВо всѣхъ печаляхъ ей даритъ,И безотлучно съ нею спитъ.XXIV.Ее тревожитъ сновидѣнье.Не зная, какъ его понять,Мечтанья страшнаго значеньеТатьяна хочетъ отыскать.Татьяна въ оглавленьи краткомъНаходитъ азбучнымъ порядкомъСлова: боръ, буря, воронъ, ель,Ежъ, мракъ, мостокъ, медвѣдь, метель,И прочая. Ея сомнѣнійМартынъ Задека не рѣшитъ;Но сонъ зловѣщій ей сулитъПечальныхъ много приключеній.Дней нѣсколько она потомъВсе безпокоилась о томъ.XXV.Но вотъ багряною рукою³⁴Заря отъ утреннихъ долинъВыводитъ съ солнцемъ за собоюВеселый праздникъ имянинъ.Съ утра домъ Лариной гостямиВесь полонъ; цѣлыми семьямиСосѣды съѣхались въ возкахъ,Въ кибиткахъ, въ бричкахъ и въ саняхъ.Въ передней толкотня, тревога;Въ гостиной встрѣча новыхъ лицъ,Лай мосекъ, чмоканье дѣвицъ,Шумъ, хохотъ, давка у порога,Поклоны, шарканье гостей,Кормилицъ крикъ и плачъ дѣтей.XXVI.Съ своей супругою дороднойПріѣхалъ толстый Пустяковъ;Гвоздинъ, хозяинъ превосходной,Владѣлецъ нищихъ мужиковъ;Скотинины, чета сѣдая,Съ дѣтьми всѣхъ возрастовъ, считаяОтъ тридцати до двухъ годовъ;Уѣздный франтикъ Пѣтушковъ;Мой братъ двоюродный, Буяновъ,Въ пуху, въ картузѣ съ козырькомъ³⁵(Какъ вамъ, конечно, онъ знакомъ),И отставной Совѣтникъ Фляновъ,Тяжелый сплетникъ, старый плутъ,Обжора, взяточникъ и шутъ.XXVII.Съ семьей Панфила ХорликоваПріѣхалъ и мосье Трике,Острякъ, недавно изъ Тамбова,Въ очкахъ и въ рыжемъ парикѣ.Какъ истинный Французъ, въ карманѣТрикѣ привезъ куплетъ ТатьянѣНа голосъ, знаемый дѣтьми:Reveillez vous, belle endormie.Межъ ветхихъ пѣсенъ альманахаБылъ напечатанъ сей куплетъ;Трике, догадливый поэтъ,Его на свѣтъ явилъ изъ праха,И смѣло — вмѣсто belle Nina —Поставилъ belle Tatiana.XXVIII.И вотъ изъ ближняго посадаСозрѣвшихъ барышенъ кумиръ,Уѣздныхъ матушекъ отрада,Пріѣхалъ ротный командиръ;Вошелъ... Ахъ, новость, да какая!Музыка будетъ полковая!Полковникъ самъ ее послалъ.Какая радость: будетъ балъ!Дѣвчонки прыгаютъ заранѣ;³⁶Но кушать подали. ЧетойИдутъ за столъ рука съ рукой.Тѣснятся барышни къ Татьянѣ;Мужчины противъ: и, крестясь,Толпа жужжитъ, за столъ садясь.XXIX.На мигъ умолкли разговоры;Уста жуютъ. Со всѣхъ сторонъГремятъ тарелки и приборы,Да рюмокъ раздается звонъ.Но вскорѣ гости понемногуПодъемлютъ общую тревогу.Никто не слушаетъ, кричатъ,Смѣются, спорятъ и пищатъ.Вдругъ двери настежъ. Ленскій входитъИ съ нимъ Онѣгинъ. — «Ахъ, Творецъ!»Кричитъ хозяйка: «наконецъ!» —Тѣснятся гости, всякъ отводитъПриборы, стулья поскорѣй;Зовутъ, сажаютъ двухъ друзей.XXX.Сажаютъ прямо противъ Тани,И, утренней луны блѣднѣйИ трепетнѣй гонимой лани,Она темнѣющихъ очейНе подымаетъ: пышетъ бурноВъ ней страстный жаръ; ей душно, дурно;Она привѣтствій двухъ друзейНе слышитъ; слезы изъ очейХотятъ ужъ капать; ужъ готоваБѣдняжка въ обморокъ упасть:Но воля и разсудка влястьПревозмогли. Она два словаСквозь зубы молвила тишкомъИ усидѣла за столомъ.XXXI.Траги-нервическихъ явленій,Дѣвичьихъ обмороковъ, слезъДавно терпѣть не могъ Евгеній:Довольно ихъ онъ перенесъ.Чудакъ, попавъ на пиръ огромной,Ужъ былъ сердитъ. Но, дѣвы томнойЗамѣтя трепетный порывъ,Съ досады взоры опустивъ,Надулся онъ, и негодуяПоклялся Ленскаго взбѣситьИ ужъ порядкомъ отомстить.Теперь, заранѣ торжествуя,Онъ сталъ чертить въ душѣ своейКаррикатуры всѣхъ гостей.XXXII.Конечно не одинъ ЕвгенійСмятенье Тани видѣть могъ;Но цѣлью взоровъ и сужденійВъ то время жирный былъ пирогъ(Къ несчастію, пересоленой);Да вотъ въ бутылкѣ засмоленой,Между жаркимъ и блан-манже,Цимлянское несутъ уже;За нимъ строй рюмокъ узкихъ, длинныхъ,Подобныхъ таліи твоей,Зизи, кристалъ души моей,Предметъ стиховъ моихъ невинныхъ,Любви приманчивый фіялъ,Ты, отъ кого я пьянъ бывалъ!XXXIII.Освободясь отъ пробки влажной,Бутылка хлопнула; виноШипитъ, и вотъ съ осанкой важной,Куплетомъ мучимый давно,Трике встаетъ; предъ нимъ собраньеХранитъ глубокое молчанье.Татьяна чуть жива; Трике,Къ ней обратясь съ листкомъ въ рукѣ,Запѣлъ, фальшивя. Плески, кликиЕго привѣтствуютъ. ОнаПѣвцу присѣсть принуждена;Поэтъ же скромный, хоть великій,Ея здоровье первый пьетъИ ей куплетъ передаетъ.XXXIV.Пошли привѣты, поздравленья;Татьяна всѣхъ благодаритъ.Когда же дѣло до ЕвгеньяДошло; то дѣвы томный видъ,Ея смущеніе, усталостьВъ его души родили жалость:Онъ, молча, поклонился ей,Но какъ-то взоръ его очейБылъ чудно нѣженъ. Отъ того ли,Что онъ и вправду тронутъ былъ,Иль онъ, кокетствуя, шалилъ,Невольно ль! иль изъ доброй воли;Но взоръ сей нѣжность изъявилъ:Онъ сердце Тани оживилъ.XXXV.Гремятъ отдвинутые стулья;Толпа въ гостиную валитъ:Такъ пчелъ изъ лакомаго ульяНа ниву шумный рой летитъ.Довольный праздничнымъ обѣдомъ,Сосѣдъ сопитъ передъ сосѣдомъ;Подсѣли дамы къ комельку:Дѣвицы шепчутъ въ уголку;Столы зеленые раскрыты:Зовутъ задорныхъ игроковъБостонъ и ломберъ стариковъ,И вистъ, донынѣ знаменитый,Однообразная семья,Всѣ жадной скуки сыновья.XXXVI.Ужъ восемь робертовъ сыгралиГерои виста: восемь разъОни мѣста перемѣняли;И чай несутъ. Люблю я часъОпредѣлять обѣдомъ, чаемъИ ужиномъ. Мы время знаемъВъ деревнѣ безъ большихъ суетъ:Желудокъ — вѣрный нашъ Брегетъ;И, кстати, я замѣчу въ скобкахъ,Что рѣчь веду въ моихъ строфахъЯ столь же часто о пирахъ,О разныхъ кушаньяхъ и пробкахъ,Какъ ты, божественный Омиръ,Ты, тридцати вѣковъ кумиръ!XXXVII. XXXVIII. XXXIX.Но чай несутъ: дѣвицы чинноЕдва за блюдечки взялись,Вдругъ изъ-за двери въ залѣ длиннойФаготъ и флейта раздались.Обрадованъ музыки громомъ,Оставя чашку чаю съ ромомъ,Парисъ окружныхъ городковъ,Подходитъ къ Ольгѣ Пѣтушковъ,Къ Татьянѣ Ленскій, Харликову,Невѣсту переспѣлыхъ лѣтъ,Беретъ Тамбовскій мой поэтъ,Умчалъ Буяновъ Пустякову,И въ залу высыпали всѣ,И балъ блеститъ во всей красѣ.XL.Въ началѣ моего романа(Смотрите первую тетрадь)Хотѣлось въ родѣ мнѣ АльбанаБалъ Петербургскій описать;Но, развлеченъ пустымъ мечтаньемъ,Я занялся воспоминаньемъО ножкахъ мнѣ знакомыхъ дамъ.По вашимъ узенькимъ слѣдамъ,О ножки, полно заблуждаться!Съ измѣной юности моейПора мнѣ сдѣлаться умнѣй,Въ дѣлахъ и въ слогѣ поправляться,И эту пятую тетрадьОтъ отступленій очищать.XLI.Однообразный и безумный,Какъ вихорь жизни молодой,Кружится вальса вихорь шумный;Чета мелькаетъ за четой.Къ минутѣ мщенья приближаясь,Онѣгинъ, втайнѣ усмѣхаясь,Подходитъ къ Ольгѣ. Быстро съ нейВертится около гостей,Потомъ на стулъ ее сажаетъ,Заводитъ рѣчь о томъ, о семъ:Спустя минуты двѣ, потомъВновь съ нею вальсъ онъ продолжаетъ;Всѣ въ изумленьи. Ленскій самъНе вѣритъ собственнымъ глазамъ.XLII.Мазурка раздалась. Бывало,Когда гремѣлъ мазурки громъ,Въ огромномъ залѣ все дрожало,Паркетъ трещалъ подъ каблукомъ,Тряслися, дребезжали рамы;Теперь не то: и мы, какъ дамы,Скользимъ по лаковымъ доскамъ.Но въ городахъ, по деревнямъ,Еще мазурка сохранилаПервоначальныя красы:Припрыжки, каблуки, усыВсе тѣ же; ихъ не измѣнилаЛихая мода, нашъ тиранъ,Недугъ новѣйшихъ Россіянъ.XLIII. XLIV.Буяновъ, братецъ мой задорный,Къ герою нашему подвелъТатьяну съ Ольгою: проворныйОнѣгинъ съ Ольгою пошелъ;Ведетъ ее, скользя небрежно,И, наклонясь, ей шепчетъ нѣжноКакой-то пошлый мадригалъ,И руку жметъ — и запылалъВъ ея лицѣ самолюбивомъРумянецъ ярче. Ленскій мойВсе видѣлъ: вспыхнулъ, самъ не свой;Въ негодованіи ревнивомъПоэтъ конца мазурки ждетъИ въ котильонъ ее зоветъ.XLV.Но ей не льзя. Не льзя? Но что же?Да Ольга слово ужъ далаОнѣгину. О, Боже, Боже!Что слышитъ онъ? Она могла...Возможно ль? Чуть лишь изъ пеленокъ,Кокетка, вѣтренный ребенокъ!Ужъ хитрость вѣдаетъ она,Ужъ измѣнять научена!Не въ силахъ Ленскій снесть удара;Проказы женскія кляня,Выходитъ, требуетъ коняИ скачетъ. Пистолетовъ пара,Двѣ пули — больше ничего —Вдругъ разрѣшатъ судьбу его.

Перейти на страницу: