Евгений Чудаков

Начать с Тани. Трудно себе представить дочь академика, заканчивающую десятилетку в школе рабочей молодежи, а днем посещающую заведение, на первый взгляд весьма смахивающее на цыганский табор.

Художественно-промышленное училище имени М. И. Калинина располагалось в помещении бывшего монастыря Всех Скорбящих Радости на Новослободской улице. Часть аудиторий занимала большой зал монастырского собора. Аудитории отделялись одна от другой тяжелыми темными занавесями. Иногда учащимся казалось, что они опущены на дно мрачных колодцев из новеллы Эдгара По. Однако такие ощущения не могли продержаться более нескольких секунд. Ибо вся жизнь училища была пронизана бесшабашным и беспорядочным весельем.

Преподаватели привыкли по военному времени многое прощать учащимся. Посещение всех занятий было необязательным, дисциплина постоянно нарушалась. В перерывах беспрерывно бренчал старенький рояль, оглашая церковные своды лихими фокстротами и душещипательными мелодиями Вертинского. Когда в буфете появлялось лакомство военного времени суфле — сладковатое эрзац-молоко, похожее на растаявшее мороженое, шумная толпа мальчишек и девчонок, не дожидаясь звонка, сыпала по лестницам, чтобы пораньше занять очередь.

Обстановка, прямо сказать, далекая от академической. Познакомившись с ней, Евгений Алексеевич высказал свою тревогу жене, но дочери выговаривать не стал. Только однажды, когда семья собралась за столом, осторожно заметил, что там, где учиться весело, учат обычно неважно. И сразу же перевел разговор на другую тему.

Замечание отца Таню задело. И хотя в училище работали хорошие преподаватели — знатоки народного искусства, была прекрасная библиотека, Таня постаралась уйти оттуда в художественный институт, как только представилась возможность. Институтом, куда она поступила, было знаменитое Строгановское высшее художественно-промышленное училище — Строгановка, где только что возобновились занятия. Когда Таня перешла на третий курс, Евгений Алексеевич успокоился за нее. Они с Верой Васильевной поняли — дочь на правильном пути.

С сыном положение было куда менее ясным. В 1948 году он окончил физико-математический факультет МГУ, но определился не сразу. Поработал в ФИАНе, потом ушел оттуда, потом туда вернулся. В свободное от работы время гонял на стареньком двухместном «хорьхе». Несмотря на почти тридцатилетний возраст, остепеняться не собирался.

— Хватит бездельничать, сэр, пора жениться, сэр, — выговаривал сыну Чудаков цитатами из популярной в то время пьесы «Идеальный муж».

Но Саша только отшучивался, а Евгений Алексеевич ограничивался ненавязчивыми советами и необидным юмором.

«В нашей семье, — вспоминает Александр Евгеньевич Чудаков, ныне член-корреспондент Академии наук СССР, лауреат Ленинской премии, — не было у родителей девиза, распространенного среди современных пап и мам: „Доведем детей до пенсии“. Я знаю, что отцу очень хотелось, чтобы я продолжил его дело, стал машиностроителем. Даже когда я окончил физфак, отец еще надеялся, что я займусь механикой. Часто повторял: „Современному инженеру знание теоретической физики очень полезно“. Но я не оправдал надежд, стал не инженером с физическим уклоном, а физиком с инженерным. И поняв, что мой выбор тверд и не случаен, отец в конце концов принял его как должное».

В 1951 году Александр Чудаков завершил большую работу, которая стала основой его кандидатской диссертации и впоследствии принесла ему степень доктора физико-математических наук. Теперь Евгений Алексеевич был спокоен за сына, хотя и инженером-механиком тот не стал, и жениться не собирался, и продолжал ночи напролет гонять на автомобиле.

Пожалуй, Чудаковы имели все основания считать детей выведенными в жизнь, устроенными, то есть, по старинному смыслу этого русского слова, приобщенными к делу, которое по душе, и в этом деле вполне успевающими. Но беспокойства у Евгения Алексеевича не убавлялось.

Значительно расширился круг деятельности Института машиноведения — ИМАШа, как стали называть его в академии. Опыт использования техники в труднейших условиях войны, работа промышленного оборудования в военные годы с огромным напряжением открыли многие недостатки у машин, прежде казавшихся совершенными. Резкое увеличение количества машин превратило недостатки отдельных конструкций в крупные народнохозяйственные проблемы.

Оказалось, например, что при потере всего 1 килограмма металла в результате износа нескольких важнейших деталей грузовика полностью выходит из строя машина весом 3 тонны. В области сельского хозяйства основное орудие труда — плуг. А основная деталь плуга — лемех. При работе на тяжелых почвах хорошо закаленные лемеха образца первой половины сороковых годов требовали заточки через каждые четыре — шесть часов работы. Но заточка — это стачивание металла, и до полного износа лемеха удавалось обработать только 20–25 гектаров пахоты. В результате ежегодная потребность сельского хозяйства страны в лемехах достигала 10 миллионов штук.