За рулем автомобиля восседал человек, одетый во все кожаное, в больших очках-консервах. Он старался держаться торжественно, но видно было, что удается это ему не совсем. То и дело кожаный человек вертел головой, чтобы обругать мальчишек, старавшихся уцепиться за авто, и кур, метивших прямо под колеса. Рассматривая приближающийся экипаж, Евгений потерял из виду Мишу, но, услышав громкий крик «Папа!» с ударением, на французский манер — на последнем слоге, увидел своего товарища, пробирающегося сквозь вокзальную толпу к автомобилю.
— Позвольте вам представить, папа, Евгения Чудакова, моего друга и самого талантливого студента нашего курса, — сказал Миша, когда вдвоем с Евгением они оказались у автомобиля.
— Весьма рад знакомству, — ответил кожаный папа с легким поклоном и тоже представился: — Михаил Михайлович.
Евгений слегка улыбнулся.
— Не удивляйтесь, — пояснил ММ-старший. — Такая традиция в нашем роду — всех мужчин называть Михаилами. Вполне значительное имя, я полагаю.
Автомобиль выплыл с площади и помчался по узким улочкам, совершая весьма рискованные маневры. При этом Евгению вспомнилось его театральное прошлое, театр одного актера, в котором исполнитель перевоплощается в единое мгновение из императора в кучера, из капитана в кочегара. Позже, когда Женя получше познакомился с ММ-старшим, он узнал, что таков стиль не только его езды, но и всей его жизни.
Завод, куда Евгений был принят слесарем, более походил на кружок «умелые руки» на нынешней станции юных техников, чем на промышленное предприятие. ММ-старший был одновременно владельцем, директором, главным бухгалтером и главным конструктором. На заводе своем он проводил целые дни, а часто и вечера до глубокой ночи, занимаясь, однако, не столько вопросами основного производства, сколько техническими исследованиями и изобретательством, для которых заводская база была явно недостаточна.
Штат предприятия составляли три десятка работников, в основном таких же чудаков, как сам директор. Выпускал заводик несколько видов простейших сельскохозяйственных механизмов, маломощные двухтактные двигатели внутреннего сгорания по французской лицензии и каждые месяц-полтора — по какой-нибудь чудо-машине, которая обычно через два-три месяца выходила из строя и отвозилась в ангар, а проще — большой сарай на заводской территории, где долго и безнадежно ожидала «конструктивной доработки». Болезнью директора были автомобили.
ММ-старший, по собственному признанию, «ненавидел коммерцию». Вместо разворачивания производства сенокосилок и сноповязалок, что в сельскохозяйственной Орловской губернии могло бы превратить его в миллионера, он тратил все силы и средства на бесконечные эксперименты. Рабочих нанимал только «с искрой божией» и широким жестом «клал жалованье» в полтора раза больше, чем окрестные заводчики. Однако деньги платил нерегулярно по причине неровного финансового состояния хозяйства.
Знакомым ММ-старший сообщал доверительно о своей «слабости по машинно-конструкторской части». Соседи над ним посмеивались, а супруга сердилась и подвергала бесконечным упрекам. Мол, замуж выходила за помещика, человека обстоятельного, интеллигентного, а он оказался прожектером, алхимиком, вогнал состояние в авантюрное предприятие, да и им распорядиться как следует не может, домой приходит весь в керосине, с грязными ногтями. Обстановка в доме ММ сложилась весьма щекотливая, и посторонние замечали это довольно быстро.
Зато на заводе, куда попал Евгений, перед ним словно двери волшебные открылись. Через месяц работы Чудакова слесарем директор отметил, что напильник и ножовку студент держать в руках умеет и что надобно дать ему дело потоньше. Евгений был назначен механиком, получил задание испытывать и отлаживать выпускаемые заводом двигатели. Эта работа позволяла студенту-машиностроителю вплотную познакомиться с самым совершенным созданием машиностроения того времени — двигателем внутреннего сгорания.
Евгений принял назначение с восторгом. Он стал проводить на заводе чуть ли не больше времени, чем сам ММ-старший, благо городские соблазны в Орле были куда как слабее московских. Рвение Чудакова было замечено всеми, а ММ-старшим — в первую очередь. Но тот помалкивал до времени, на похвалы и восторги не тратился. Месяц, оставшийся Евгению до начала учебного года, пролетел как одна неделя.
Перед отъездом в Москву Евгений, получив у кассира жалованье и сдав инструмент кладовщику, пошел в директорскую конторку прощаться. ММ-старшего там не оказалось. Его удалось разыскать в ангаре, где, засучив рукава, он разбирал очередное заграничное авточудище. Евгений, в обычной своей сдержанной манере, произнес обычные в таких случаях слова о том, что «для него оказалось очень полезным», «было весьма приятно» и «не хотелось бы уезжать». Нетрудно было заметить, однако, что за этой сдержанностью скрываются искренние чувства. И ММ-старший заметил.