Евангелие от Тимофея

— Можешь ныть сколько угодно, только я уверен, что мы спасемся. Мне только что сон приснился, что все мы живы и по крутопутью карабкаемся. На Вершень. И Шатун вместе с нами. Кругом радуги играют. Дождик идет теплый-теплый. И так на душе хорошо, так хорошо! Даже рожа твоя отвратительная мне не мешает.

— А ты сам, случаем, не Прорицатель?

— Все может быть.

— То-то и оно. Я давно замечаю, что у тебя мозги набекрень. Скажи, ты с рождения ушибленный или на свадьбах да на поминках умишко отпил?

— А ну-ка прекратите! — вмешался я. — Нашли время скандалить.

— Я здесь ни при чем. Он первый начал, — принялся оправдываться Яган.

Когда по нашим расчетам наверху наступил рассвет, мы зажгли последний факел и в ожидании Шатуна стали наводить в нашем жилище хоть какой-то порядок. На этот раз Шатун прибыл налегке, только под мышкой имел небольшой кожаный сверток, из которого тут же вытряхнул в грязь смятый и спутанный клубок сухой колючей травы.

— Вы поосторожнее с ней. Видите — семена. Другой не нашел. Все руки себе изрезал, пока от какой-то дохлятины оторвал.

Клубок между тем стал пухнуть и расправляться, пока не превратился в шар размером с баскетбольный мяч. Жирная грязь, покрывшая пол нашей пещеры, явно пришлась репьевке по вкусу.

— Есть какие-нибудь новости? — спросил я, когда Шатун уселся на свое привычное место у стены.

— Суд начнется завтра. Уже собираются гости со всех окрестных Домов. Прорицатели сутра варят судное зелье.

— А это что такое?

— Скоро узнаете.

— Мы тут все время будем?.. Я хотел сказать, нас после суда еще выведут на волю?

— Нет. После того, как будет вынесен приговор, землекопы обрушат свод и пещера станет вашей могилой. — Шатун поднялся. — Прощайте. Будьте мужчинами до конца.

— Уж постараемся.

Едва только Шатун успел скрыться в колодце, как Яган занялся травой-репьевкой. С видом знатока он старательно размачивал корни в воде, потом энергично встряхивал, снова совал в воду и вскоре стало заметно, как тонкие, прочные, словно проволоки, нити, начинают обвиваться вокруг его рук. С заметным трудом оторвав от себя разбухший, отяжелевший шар, Яган поместил его на край колодца, присыпав землей и обильно полив.

— Теперь отойдем подальше и посидим спокойно, — сказал он, явно удовлетворенный результатами своего труда. — Может, это и лучше, что трава с семенами. Надежней будет.

— А если наш кормилец не явится сегодня? — высказал опасение Головастик.

— И в этом случае трава пригодится. Сожрешь вот такой кусочек, — Яган широко раскинул руки, — и все! Можешь петь поминальную.

— Опять ты за свое! — Головастик с досады сплюнул.

— Явится он, явится, — успокоил я его. — Перед смертью всех узников положено до отвала кормить.

— Это у достойных людей положено, — возразил Яган. — А у дикарей все наоборот может быть. Пожалеют голозадые, лишний кусок.

Однако прав все-таки оказался я. Спустя некоторое время вода в колодце забурлила и из нее показалась голова болотника, вся облепленная длинными прядями никогда не стриженных волос. Щурясь от света факела, он сложил на край колодца предназначенную для нас грубую, малосъедобную пищу и, жадно хватанув ртом воздух, исчез в черном водовороте. Однако на мгновение раньше гибкая и стремительная плеть ожившей травы вцепилась в густую шерсть на загривке болотника. Теперь шар прыгал и вращался, с него быстро сбегала в воду упругая, вся ощетинившаяся колючками нить. Я принялся считать вслух и, прежде чем нить остановилась, дошел почти до сотни. С виду шар почти не уменьшился в размерах.

«Полторы минуты», — прикинул я в уме. Метров двадцать-тридцать. Не так уж много, но и не мало, даже для такого пловца, как я. Что уж говорить про Ягана и Головастика, которые боятся воды, словно кошки. Тащить их на буксире дело непростое. Особенно Ягана, тушу этакую.

— А болотник не запутается под водой в репьевке? — встревожился Головастик.

— Не должен. Он даже и не почувствует ничего. А когда выберется наверх и увидит, что за ним тянется побег, просто оторвет его. Со мной такое сто раз было. Побег сразу укоренится. А когда репьевка обоими концами укоренится, она уже считается не опасной, — объяснил Яган.

Шар опять заплясал на месте, и натянутая, как струна, нить метр за метром заскользила в колодец. Дойдя до тысячи, я прекратил счет. От шара остался жалкий комок, величиной не больше кулака. Затем нить внезапно ослабла и начала петлями всплывать в колодце.

— Что бы это могло значить? — спросил я в полном недоумении.

— Откуда я знаю. Может, болотник пошел дальше, не отцепив траву. Может, ее подцепила какая-нибудь зверюга, — не очень уверенно ответил Яган. — Все может быть.

— Плавать никто из вас, конечно, не умеет?

— Разве мы жабы? Или болотники? Где это на Вершени мы могли плавать научиться?

— Ладно. Я пойду первым. Если все будет в порядке, подергаю за стебель. Потом немного отдохну и вернусь. Выведу вас по очереди. Можете пока бросить жребий.