Примем как факт, что пересказываемое Иринеем Евангелие от Иуды не совпадает с сочинением, созданным внутри группы оппонентов Иринея, примем далее, что Ириней едва ли сам был знаком с текстом евангелия, а лишь передает то, что ему довелось услышать. В этом контексте связь между коптским текстом Кодекса Чакос и критикуемым Иринеем Евангелием от Иуды можно считать подтвержденной. Мы уже видели, что в коптском тексте Иуда предстает единственным из учеников Иисуса, кому было даровано совершенное знание. Кроме того, мы нашли в нем параллели к утверждению Иринея о том, что «было уничтожено все земное и все небесное». На этих основаниях, а также потому, что у нас нет доказательств того, что в древности имело хождение не одно Евангелие от Иуды, мы можем утверждать, что Евангелие от Иуды, о котором говорил Ириней, идентично недавно найденному коптскому тексту. Следовательно, нам известна дата, позднее которой не мог быть создан греческий оригинал: 180 г., то есть время, когда, по словам Иринея, некоторые из его оппонентов строили на его основе свое учение.
Встает следующий вопрос:
Поскольку мы не располагаем греческим оригиналом Евангелия от Иуды, необходимо установить время возникновения коптского перевода, вошедшего в Кодекс Чакос. Манускрипт был обнаружен не научной археологической экспедицией (в таком случае дата его создания могла бы быть определена с гораздо большей степенью точности), и мы можем только прибегнуть к традиционному методу: сравнить его внешний вид и стиль письма с другими, достоверно датированными папирусами, в первую очередь с рукописями из библиотеки Наг-Хаммади. Результаты этой работы указывают нам на первую половину IV в. Однако установление даты создания рукописей подобного рода — работа нелегкая, и известная степень неопределенности остается всегда. Радиоуглеродный анализ, произведенный А. Дж. Тимоти Джаллом из Университе штата Аризоны, датировал папирус приблизительно последней четвертью III в. (с точностью до нескольких десятилетий. Эта датировка может быть подтверждена путем изучения фрагментов папируса, использовавшихся для обложки или переплета рукописи, поскольку такие фрагменты (скажем, налоговые квитанции или другие юридически документы), датировке, как правило, поддаются. Но эти фрагменты папируса еще предстоит реставрировать.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Если бы при идентификации Евангелия от Иуды, содержащегося в Кодексе Чакос, с евангелием, о котором писал Ириней, нашлись убедительные аргументы, мы сделали бы существенный шаг в изучении гностицизма. Многие коптские тексты из библиотеки Наг-Хаммади датировать крайне трудно. Даже в случае с «Тайной книгой Иоанна», текстом, зафиксированным в четырех разных коптских манускриптах и удостоверенным комментарием Иринея, вопрос о приоритете далек от окончательного решения. Но если Евангелие от Иуды, публикуемое в этом издании, действительно то самое, о котором говорил Ириней, у нас появляется шанс проследить историю сифианского гностицизма до эпохи, предшествовавшей временам Иринея.
Что касается этого евангелия, у нас нет оснований прилагать старания к воссозданию сложной истории разных редакций, поскольку манускрипт не несет на себе следов переработок. Это не означает, что при создании в текст не вносились изменения. Но нет никаких признаков внесения позднейших дополнений, таких как космологические откровения (Евангелие от Иуды 45–52). Такая литературно-критическая деятельность, несомненно, уничтожила бы текст.
Важный вывод из всего сказанного состоит в следующем: если данный текст определятся как перевод на коптский язык греческого оригинала, о котором говорил Ириней, значит, данный вариант сифианской космологии относится ко времени до 180 г. Следовательно, данный текст, возможно, может послужить свидетельством того, что сифианский гностицизм существовал и до Иринея. А этот вывод будет нашим существенным вкладом в дело изучения раннего христианства.