Никита разбудил меня, когда мы подъезжали к Эль-Пайсаносу. Смеркалось. Мы остановились на окраине города у бензозаправочной станции, наполнили баки, после чего поехали дальше в поисках гостиницы. Очень хотелось есть, и не в силах более терпеть муки голода мы остановились у первой же попавшейся на нашем пути забегаловки. Внутреннее убранство ее не отличалось чистотой, но благодаря скверному освещению — из десятка лампочек горело лишь четыре — это не сразу бросалось в глаза. Полутемное, квадратное помещение, тесно утыканное пластиковыми столиками, было забито людьми, лениво потягивающими пиво, зажевывая его кукурузными чипсами.
— Мрачные рожи, — пробубнил Ник по-русски, искоса скользнув взглядом по жующим лицам, обратившим свои взоры на нас, едва мы ступили на порог. Женщин в забегаловке не было, только мужчины разных возрастов, но все одинаково удручающие и омерзительные.
— И правда, — я присел за свободный столик. — Словно в террариум попали.
Никита опустился на стул рядом и, скривившись, смахнул крошки со служащей скатертью цветастой клеенки.
— Ты лицо попроще сделай, — посоветовал ему я. — А то ты, по-моему, оскорбляешь святые чувства местного населения.
Ник согласно кивнул, выпрямился и заулыбался так широко и счастливо, что я подумал: еще немного — и его губы порвутся от натяжения.
Крупный мексиканец с баджиком на кармане рубашки, надпись на котором гордо возвещала посетителям, что перед ними «Официант», подошел к столику и молча положил перед нами заламинированный лист с меню.
— Не нравится мне здесь, — сказал я, пока Никита увлеченно разглядывал меню. — Думаю, это как раз тот случай, когда стоит последовать мудрой поговорке и отдать ужин врагу.
— Ну, уж нет. — Никита оторвался от меню и поднял на меня глаза. — Только человек, страдающий ожирением, мог придумать эту глупую поговорку. — Он сделал заказ на двоих и водрузил локти на столик. — Ты стал очень подозрительным. Эти люди редко видят иностранцев, а потому их любопытство вполне оправдано. А то, что рожи у них отвратительные — так это мы на отдыхе, а они работали, небось, весь день, устали. Зато души у них добрые.
Я пожал плечами, подумав, что, возможно, он был прав, и события последних дней сделали меня невротиком, страдающим манией преследования. Надо было расслабиться.
— Пожалуй, рюмка текилы мне не повредит, — я повернулся, ища глазами официанта. Он стоял у дальнего столика спиной к нам, возбужденно разговаривая с сидевшими в дальнем углу тремя посетителями. Те исподволь кидали на нас взгляды, согласно кивая, после чего один из них вытащил из кармана сотовый телефон и, прикрывая ладонью трубку, что-то коротко сказал в нее.
— Не нравится мне все это, — еще раз повторил я Нику, обращая его внимание на странную беседу официанта с тремя мексиканцами. — Они точно нас обсуждают.
— Может, грабануть хотят? — теперь и Ник насторожился.
— Не похоже. Слишком уж эмоционально ведут себя.
— Что-то мне есть расхотелось, — Ник привстал, отодвигая стул. — Пойдем лучше отсюда от греха подальше.
Официант, заметив, что мы собираемся уходить, поспешил к нам. На этот раз он был предельно вежлив и улыбался, как дорогим гостям:
— Куда же вы? Сейчас все будет готово, останьтесь.
— Мы попозже зайдем, — Никита решительно протиснулся мимо и направился к выходу. Я пошел следом, и уже у дверей заметил, как трое мексиканцев, с которыми минуту назад разговаривал официант, встали и двинулись за нами.
Уже стемнело, и редкие фонари тускло освещали узкую, безлюдную улицу перед кафе. Наша машина стояла на другой стороне асфальтированной дороги у высокого каменного забора. До нее оставалось метров двадцать, но мы не успели. Троица выскочила за нами из дверей и обступила, не давая пройти.
— Вы русские? — голос невысокого мексиканца был на удивление низким и грубым. Его голову украшала пестрая бандана, ухо оттягивала золотая английская булавка, а гавайская рубашка, расстегнутая до пупка, обнажала поросшую густыми волосами грудь. Несмотря на маленький рост он являл собой отвратительное, пугающее зрелище. — Вы русские? — еще раз требовательно переспросил он.
— Нет, — я старался говорить спокойно, но напряжение внутри росло с каждой секундой. Теперь уже было ясно, что их не интересовала наша наличность. Прошлый раз, когда нас спрашивали о национальной принадлежности, мы оказались в колумбийских джунглях, а потому, простодушно разведя руки, я добавил: — Китайцы мы, из Пекина вчера прилетели.
— Не похожи они на китайцев, — голос принадлежал человеку, стоявшему сбоку от нас. Я искоса глянул на него — огромный, раскачанный парень лет двадцати, больше походивший на кусок откормленной говядины, чем на человека. Он взирал на нас с удивлением, хлопая своими большими, бессмысленными глазами.
— Вам придется поехать с нами, — не обращая внимания на замечание качка, прорычал низкорослый.