Ева. Гибкий график катастроф

«Кажется, нужно обратиться к старому доброму приему, – вздохнул с сожалением. – Итак, дважды два – четыре. Четырежды четыре – шестнадцать. Шестнадцатью шестнадцать… так… три в уме… двести… пятьдесят шесть… Двести пятьдесят шесть на двести пятьдесят шесть… пять плюс три… дважды два плюс… черт, все-таки, завис…»

– На третьем этапе мужчина уже знает, что дама сердца никогда не придет вовремя, но все равно является пораньше.

«Идиот!»

– Хотя, надо признать, это уже начинает его слегка раздражать. Ведь почему он должен тратить крохи драгоценного, выделенного для встречи времени на то, чтобы стоять одному?..

«…как дураку!»

– …под дождем, во тьме? Этап четвертый начинается, когда мужчина на встречу приходит вовремя. Он уже на сто процентов уверен, что она опоздает, его это бесит, как канцелярская кнопка в ботинке, но он просто физически не может себе позволить явиться хотя бы на минуту позже. Ведь где-то там, в оккупированном влюбленностью сердце, все еще живет надежда, что именно сегодня, сейчас, она явится по расписанию. Пока он в это еще верит. И, мне кажется, твой братец Егор застрял как раз на этом этапе. Он ждет свою Наташку, свято веря, что однажды она к нему вернется. И рад ее видеть, даже понимая, что они оба живут по собственному расписанию и их дороги вряд ли когда-нибудь сольются в одну.

«Сла-авься оте-ечество, на-аше свобо-одное…»

– Но однажды, наконец, – возбужденно потерла ладоши Казакова, – он переступит эту черту и вырвется на пятый этап влюбленности. Последний этап. Когда желание встречи становится меньше стремления к комфорту. Место свидания подбирается ближе к дому, а опоздание на десять минут считается нормой для обоих. И когда сама встреча уже не кажется чем-то волшебным, но скорее привычным и понятным. Именно здесь, на этом этапе, у влюбленных остается только два пути для развития их отношений: либо они начинают видеться как можно реже и расстаются. Либо…

Честно говоря, на этом слове не только Ева, но и я повернул к Полине голову.

«Либо он дарит ей часы с кукушкой на полстены?» – хмуро предположило мое воображение.

– …либо они съезжаются и строят семью вместе, учитывая интересы, планы и ожидания обоих. Вот тогда это уже называется любовью.

«Бред какой-то! – выдохнул убежденно, – но слава богу, закончился. Еще два этапа – и я бы сунул в уши арахис».

Поудобнее умостился в кресле, прикрыл глаза: лететь было еще без малого два часа, можно было и вздремнуть…

– Девушка, вы меня простите, но вы не правы! – вынырнула вдруг голова какой-то кудрявой мадам над опущенной спинкой переднего кресла.

– Вы так считаете? – скептически изогнула бровь Казакова. Мадам с готовностью кивнула. – И где же, по-вашему, я ошиблась?!

– Ну смотрите!.. – всплеснула руками неожиданная собеседница.

Я закатил глаза:

«Убейте меня кто-нибудь…»

Ева Моргалис

Знаете, я – ведьма. Я могу летать на чем угодно: на метле, в ступе, на крыльях демоницы Тамар (без особого восторга, и все же). Но бывают ситуации, когда даже мне в небе становится не по себе.

– Уважаемые пассажиры! Просьба пристегнуть ремни. Идем на посадку! – весело раздалось из динамика… и мы пошли. То есть я сначала даже не поняла, куда так быстро поскакали стюарды. Оказалось, капитан не шутил: он и правда решил сесть. И сделать это в кратчайшие сроки. Нет, серьезно: там как будто аэродром «юнкерсы» бомбили и уже две трети взлетки успели раздолбать. А мы во что бы то ни стало должны были приземлиться до того, как они доберутся до последнего кусочка. На всякий случай напомню, что летели мы не на винтовом кукурузнике и не на мелком двухрядном боинге, а на нормальной такой трансатлантической махине на двести посадочных мест. Так вот я ко всему привычная, но у меня не то что уши заложило – в глазах потемнело. Народ рядом дружно вцепился в подлокотники: кажется, это был первый в моей жизни перелет, когда никто не пытался заснять окружающие пейзажи на телефон – просто не до того было. Рядом кто-то тоскливо ныл, впереди сидящая кудрявая тетка тихо, но отчетливо затараторила «Отче наш», и только Костик радостно улыбался и через шесть сидений пытался заглянуть в иллюминатор:

– Вертикальная посадка? Круто!

И я сразу определила, в какую сторону меня будет тошнить…

Из самолета выходили с дрожащими коленками, пугая работников аэропорта «di Fiumicino» ровным сине-зеленым цветом лиц. Впрочем, они и без нас были напуганы.

Знаете, что такое для Европы снег с дождем? А метель? Это стихийное бедствие! Катаклизм! То, что нашему человеку: «Слегка непогодится, надо бы шапку надеть», для римлянина почти начало апокалипсиса. Хотя если бы от обычного снегопада на дорогах нашей родины творилось то, что происходило в тот день на трассах Италии, мы бы, наверное, думали так же…

– Понимаете, – на ломаном английском объяснил водитель такси где-то через сорок минут после того, как мы выехали из аэропорта, а он все равно отчетливо проглядывался в зеркалах заднего вида, – дороги скользкие, аварий много. Все стоит!