– Дружба, – согласилась я, обняла его за шею и положила голову на плечо.
В другой ситуации и с другим человеком это было бы обидно, но не с Марковым. Потому что у нас действительно дружба – окрепшая из хрупкого зародыша, согретая разговорами и шутками, проверенная на прочность Соломинцевым. А вместе Рома гораздо лучше смотрится с Катей. Дам им… месяц! Если нет – пусть боятся.
Еще пара танцев с Ромкой, долгие разговоры с Катей – в основном, о Маркове, потому что мне безумно хотелась посеять в эту прелестную головку нужные мысли. Время утекало, минуты сменяли друг друга. Дед сбежал домой, объявив, что на всю ночь помещение достается молодежи, – но предупредил, что повсюду камеры, так что если что-то будет «испорчено» тем или иным образом, коллектив ждет круговая порука. Тамада развлекала желающих, но скоро и она должна была отчалить.
Было около одиннадцати – прошло всего пять часов, но те, кто заведомо желал упиться, уже повстречались с белым другом в уборной. Все шло своим чередом.
Соломинцев как в воду канул. Пропал без вести. О том, куда он делся, знал, наверное, только Ромка, потому что совершенно не волновался: танцевал, жевал бутерброды, запивал соком. Наслаждался вечеринкой. На Стаса ему было наплевать. И тебе, Энжи, тоже наплевать – запомни!
А потом, когда уровень опьянения достиг максимума, а здравомыслие – минимума, по залу поползли шепотки, передаваясь всем, до кого могли дотянуться зачинщики. Когда мы с Катюшей спокойно сидели и поедали очередной салатик, собираясь вскоре отправляться домой, рядом оказалась та самая обожающая Соломинцева Леночка. Она протягивала шапку, внутри которой виднелись маленькие белые клочки.
– Вытяни бумажку?
Я, чтобы поскорей отвязаться от нее, даже не подумала и, протянув руку, достала первый попавшийся обрывок. Взглянула на него – крестик. Посмотрела более осмысленно, соображая, что дело нечисто. Что это значит?
– Это… что? – в последний момент успела остановить я Лену.
– Как что? Традиция! – Она похлопала глазами. – Я тоже тянула, но не повезло. – И продемонстрировала пустую бумажку.
– И в чем же заключается «традиция»? – подбодрила ее я.
Ленка охнула, падая на ближайший стул, и окинула нас с Катей удивленным взглядом. Мы ответили скептическими. Я для полноты эффекта выложила на стол бумажку с крестиком.
– Так свидания же… – пробормотала Лена. – Участвуют все одинокие до тридцати пяти лет. Вдруг повезет?
С горем пополам из нее удалась вытрясти все подробности «молодежной забавы», проводимой на каждом мероприятии компании после ухода шефа. Все подозревали, что дед о ней знал, но не ругался, а значит, поощрял продолжать.
Итак, в офисе имелось четыре комнаты отдыха: по одной на каждом этаже. Ближе к полуночи – они что, оборотни? – из закромов вытаскивались две шапки со жребием. В каждой множество белых листков и всего четыре меченых. Счастливая случайность отбирала восемь участников, среди которых потом устраивались пресловутые свидания вслепую. Совсем вслепую. Участникам завязывали глаза, выбирали секундантов и отправляли с ними в комнаты. Повязки не разрешалось снимать, пока не угадаешь, кто сидит перед тобой.
Абсолютная. Бесповоротная. Бесконечная. Тупость!
Я честно собиралась отказаться, сбежать к чертовой матушке, чтобы провести ближайшее время дома, в тишине и спокойствии. Но Кате идея понравилась. А если подруга что-то решила, отвертеться сложно.
– Нет-нет-нет, я никуда не уйду. Ты участвуешь, я – секундант. Будет весело! – затараторила она, когда Лена убежала раздавать жребий остальным.
– Чем же? Меня засунут в комнату с незнакомцем, с которым еще придется поддерживать беседу.
– Вас же не целоваться заставляют, а разговаривать. Я буду рядом, или в комнате, или за дверью. К тому же, сама знаешь, у меня легкая рука. Вытяну тебе самого красавчика.
Сопротивляться не было смысла, поэтому я грустно кивнула. Ничего, поговорю немножко и уйду. А у Катюши рука действительно легкая, ни разу не подводила.