Это всегда был ты…

— Уверен, ты все равно сделаешь по-своему. Как всегда.

— Помнишь, как я говорил тебе, что собираюсь жениться на Кейти?

— Да. А я уверял тебя, что ты еще слишком молод для такого шага.

— А я обвинил тебя в том, что ты просто циник, который ничего не знает о любви, старый холостяк.

— Мне было всего двадцать шесть.

Эйдан улыбнулся:

— Почтенный возраст. Большой жизненный опыт. Но на следующий день ты все-таки дал мне свое благословение.

— Мать вступилась за тебя.

Он этого не знал. Эйдан вскинул голову:

— В самом деле?

— Она сказала, что не надо тебя отговаривать. Что ты искренне ее любишь. Что нашему отцу было всего двадцать два, когда он сделал ей предложение, и что они горячо любили друг друга до самой его смерти.

— Что ж! — Эйдан снова скрестил лодыжки, потом поставил ноги на пол и сел прямо. — Мать всегда обожала хорошую мелодраму.

— Она хотела, чтобы ты был счастлив.

Эйдан потер рукой шею, взъерошив волосы на затылке.

— А то, что произошло потом… Она опасалась причинить тебе еще больше боли.

— Знаю. Я никогда и не думал, что это было намеренно. Просто ее сентиментальность и экзальтированность взяли верх над любовью ко мне.

— Извини, но ты не прав.

От неодобрения в голосе брата его лицо вспыхнуло.

— Ты не знаешь, к чему это привело.

— Почему ты так думаешь?

Эйдан отвел взгляд, устремив его в дальний угол комнаты, лишь бы не встречаться с его глазами. Конечно, Эдвард слышал сплетни и пересуды. А в первые годы он, вероятно, своими глазами видел его распутство и пьянство.

— Но я сам решил извлечь пользу из выдуманной нашей матерью легенды. Молодой человек, горько переживающий смерть возлюбленной. Герой с разбитым сердцем, нуждающийся в утешении. Но когда узнал, что это она разболтала мои тайны… Было таким облегчением ненавидеть еще кого-то, помимо себя самого.

В наступившей тишине было слышно только потрескивание огня. Искры отрывались от языков пламени и медленно уплывали вверх, в дымоход.

— Неужели ты не можешь простить ее? — тихо спросил Эдвард.

— Я уже давно это сделал.

— Не уверен, что мать знает, Эйдан.

Да, скорее всего это так и есть. Он примирился с ее поступками, но со своими — никогда. Ведь он сам во многом виноват. Размышляя над этим, Эйдан вдруг заметил кресло в небольшом алькове рядом с угловым окном. Какой-то серый куль на нем… что это еще там такое?

— Это кто же там? Неужели тетя Офелия?

Они оба поднялись и, подойдя, обнаружили там старенькую тетушку, дремлющую на бледном солнышке. Та открыла один глаз и зло уставилась на них.

— Тетя Офелия; — прокричал Эйдан. — Как приятно снова видеть вас. Могу я отвести вас в вашу комнату?

Она поднялась на ноги, прежде чем кто-то из них успел ей помочь, и зашаркала прочь, не проронив ни слова.

— Думаешь, она что-нибудь слышала?

Эдвард рассмеялся:

— Старая карга уже много лет туга на оба уха.

— Ну да. — Эйдан нахмурился, услышав стук закрывшейся двери дальше по коридору. — Конечно.

От беспокойства его отвлекли донесшиеся из переднего холла оживленные голоса. Он молился, чтобы это была сестра, а не какие-нибудь нежданные гости, и действительно скоро узнал голос Мариссы.

Все домочадцы сбежались приветствовать ее и поинтересоваться, как прошло путешествие, Эйдан крепко обнял сестру, затем пожал руку ее мужу Джуду. Когда-то тот был его хорошим другом. И настолько порядочным, что вызвался жениться на мисс Йорк, когда она оказалась скомпрометированной. Но сейчас Эйдан и Джуд настороженно оглядывали друг друга, ведь они так давно не виделись, пока Марисса рассказывала об их поездке в Оттоманскую империю.

Легкий бронзовый оттенок ее обычно бледной кожи говорил о долгом пребывании молодоженов под палящим солнцем, а глаза сияли как изумруды, когда она словоохотливо делилась своими впечатлениями об их приключениях.

Их мать преувеличенно громко охала и ахала, глядя на Мариссу.

— Моя дорогая! — воскликнула она. — Ты смугла, как наложница-персиянка.

— Уверена, этим особам не часто доводится бывать на улице. Им, к примеру, даже не разрешают прокатиться на верблюде.

— Только не говори, что ты это проделала.

Марисса усмехнулась:

— Ну, если ты не хочешь, чтоб я была откровенной…

— Чепуха! Для меня это невыносимо, но твои братья непременно захотят послушать!

Вот уж неправда. Их мать буквально дрожала от возбуждения, и если ее дочь не поостережется, то в следующем экзотическом путешествии с мужем они окажутся обремененными, чего доброго, нежеланной попутчицей.

Каким бы увлекательным ни был рассказ Мариссы, Эйдан поймал себя на том, что мыслями уносится прочь, как часто с ним бывало. Он давно отделился от семьи и теперь боялся, что эта связь прервалась навсегда. Он наблюдал за матерью, братом, сестрой и кузеном, пока они оживленно разговаривали. Даже тетушка Офелия висла на руке Джуда, улыбаясь какой-то его истории. Эйдан направился к двери.

Он возьмет свою любимую лошадку, чтобы прокатиться с ветерком, а за обедом вновь присоединится к своим родным. К тому времени он уже будет готов вновь предстать перед ними.

— Эйдан, подожди! — окликнула его Марисса, когда он взялся на дверную ручку.