Это всегда был он

Саша накрывает мою ладонь своей и «стягивает» на глаза. Жар его кожи впитывается в мою и растекается по телу волнующим теплом. Забываю обо всех вопросах и загадках, выцарапанных на стеклянной стене. Сейчас ее нет, между нами одна лишь нежность. Взаимная, молчаливая, одна ее часть принадлежит прошлому, а другая – уже настоящему. Я не знаю, кто мы друг для друга. Не знаю, что нас ждет, но сейчас, в этом безмолвии, в этих бережных касаниях и тихом дыхании мы не чужие, не школьные враги, не просто знакомые, а кто-то… кто-то… определения нет, все так перемешалось. Мне хочется закрыть глаза и раствориться, но я одергиваю себя. Нельзя забываться. Кто-то из нас сейчас должен быть в трезвом уме, а единственная, у кого не пробита голова, – я.

– Ну как ты? Хоть чуть-чуть лучше?

– Да. Из тебя вышла бы неплохая медсестра, Мореева. Мне правда лучше. И почти ничего не болит.

– Ты никуда не пойдешь, – настороженно отвечаю я.

– Не отпускаешь?

– Нет.

– Хорошо. – Мне кажется, что он улыбается, и это приносит капельку успокоения. Саша остается, и причины сейчас неважны. Даже если это все потому, что он попросту не в состоянии встать.

Молчание затягивается, и мне не то чтобы неловко, скорее немного тревожно, когда он так долго не подает признаков жизни.

– Знаешь, а ведь моя бабушка была медсестрой.

– Да? Так ты потомственная… м-м-м… как это? Врачунья?

– Почти, – усмехаюсь я. – В их с дедом доме был здоровенный стеллаж с медицинскими справочниками и энциклопедиями. Помню, как-то раз я нашла инструкцию о том, как накладывать гипс. Плюшевого медведя мы тогда еле отстирали от теста и туалетной бумаги.

– Бедняга, – отвечает Саша, и мне кажется, что его голос стал теплее. – Почему ты не пошла по ее стопам? У тебя могло бы быть большое будущее.

– Потому что чуть позже дедушка подарил мне альбом, медовую акварель и научил рисовать бабочек. С тех пор я не могу остановиться.

– Оно и видно. Рисунок на стене – твоя работа?

– Ты заметил?

– Конечно. Вышло классно.

– Не могу поверить, что ты меня хвалишь.

– У меня же дырка в башке.

– Так ты не искренне?

– А ты как думаешь?

Вот же заноза. Но пусть лучше подкалывает меня, чем говорит о том, чтобы уйти.

– Расскажи еще что-нибудь, – просит Саша. – Как тебе универ? Ну, кроме того, что Зубастик достает. Чему вообще учат на дизайне?

И я говорю, рассказываю обо всем, что приходит в голову. О нормальных преподавателях, заданиях, страхе перед первой сессией. Саша же наоборот, немногословен, но это не страшно. Правда, чем больше проходит времени, тем тяжелее становится его голова, лежащая у меня на коленях, а реакции и ответы прилично запаздывают, заставляя беспокойство забить в колокол.

– Саш, может хоть родителям позвоним? Ну, чтобы они могли забрать тебя домой.

– Они в Красе. Переехали полгода назад.

– А Ксюша?

– С ними.

– Какой ужас, бедная девочка. Она ведь сейчас… в каком? В десятом классе?

– В одиннадцатом.

– Вряд ли она обрадовалась переезду.

– Нет. Она была за.

– Вот как? А ты почему остался?

– Я… – начинает Морев, но вдруг затихает. Проходит несколько мгновений, и он вновь говорит: – Я уже достаточно взрослый, чтобы жить один.

Ответ логичный, но что-то в нем меня коробит. Саша поднимает голову с моих колен и убирает холодный компресс в сторону. Взволнованно хлопаю ресницами и вскакиваю. Он ведь не думает, что я его прогоняю? Я совсем не это имела в виду!

– Саш, я же не…

– Мне пора, – говорит он, пытаясь подняться. – И так засиделся.

Бросаюсь ему на помощь, но Морев выставляет одну руку, останавливая меня, а второй опирается о диван. Встает на колени, крепко стиснув зубы, упирается сначала одной ступней в пол, затем второй, и очень медленно распрямляется.

– Ты посмотри методичку и лекции, что я принес. Они…

– Я тебя никуда не отпускаю!

– А я тебя и не спрашиваю.

– Морев, один щелбан – и ты в отключке.

– Снова угрожаешь мне?

– Ты же по-другому не понимаешь.

Он вздыхает и стыдливо отводит взгляд:

– Настя, мне хочется спать. Очень сильно.

– Какие проблемы? Спальня там, – указываю пальцем на дверь.

– Я не могу…

– Тогда диван.

– Предлагаешь мне остаться на ночь? Ты в своем уме?

– А ты в своем?! Что, если ты потеряешь сознание по дороге? Что, если тебе станет хуже? Ты не можешь остаться один!

– Не вопи, – жмурится он.

– Ладно. Хорошо. – Стараюсь дышать глубоко, чтобы хоть как-то успокоиться. – Я одна тебя не дотащу. Давай позвоним…

– Никому мы звонить не будем.

– Но…

– Настя, – мое имя звучит как хруст ломающегося льда, и я падаю в замерзшее озеро, погружаясь с головой, – некому звонить. Никто за мной не приедет.

– Значит… ты остаешься. Точка! – серьезно заявляю я.

Саша втягивает ртом воздух, собираясь продолжить сопротивление, но боль, как бы ужасно это ни звучало, на моей стороне. Она не дает ему ответить, зато дает мне тысячу причин стоять на своем, хоть и достаточно было всего одной.