Это всегда был он

– Как страшно, Мореева. Я просто в ужасе.

– Ах так?! То есть мы к такому общению возвращаемся?

– А к какому ты бы хотела?

Отвожу взгляд, задумавшись, прошлое окутывает меня темной дымкой. И правда, к какому? Иногда мы были врагами, иногда друзьями, а иногда парой. И если первый сценарий хотелось бы совсем исключить, то второй и третий неплохо бы совместить, а для этого… Саша встает из-за стола, мягко тянет меня за руку и ведет в гостиную, зажигая свет. Мы усаживаемся на диване друг напротив друга. Прохладные пальцы гладят мои костяшки, а голубые глаза смотрят пронзительно и серьезно.

– Я знаю, что ты хочешь услышать. И я все расскажу, если ты готова.

Тихонько киваю, и Саша крепче сжимает мои руки, опустив голову.

– Настя, я много чего натворил. По мне можно памятку составлять, как делать не нужно, но я очень… очень тебе благодарен. Спасибо, что спасла меня.

– Ты сам себя спас.

– Не прибедняйся, – он забавно морщит нос. – Помнишь, я сказал тебе тогда на крыше, что ты видишь меня точно в кривом зеркале?

– Помню, – отзываюсь тихо, и в носу свербит от колючих воспоминаний.

– Это я был кривым, а не оно. Сам себя не видел, не понимал. Забыл, что это возможно, и потерял самое важное – свою ценность. Я определял ее одним лишь моментом, одним провалом, а остальное стер. Но ты… через тебя… я смог ее разглядеть. А еще через Диму, Ксю, родителей. Это было очень важно – осознать, что даже когда я сам себя ненавижу, есть те, кто любит меня. Я не мог вас подвести.

– И не подвел.

– Да, но перед этим причинил немало боли.

– Саш…

– Я знаю, – перебивает он. – Вы готовы простить, но это не уменьшает моей вины. Только не начинай пыжиться, я работаю над этим. Готов ее загладить и все исправить. Миша был очень дорог мне, и я никогда не забуду то, что случилось, но… я его отпущу.

Саша сглатывает, и я вижу, скольких усилий стоят ему эти слова. Его борьба еще не окончена, но теперь он хотя бы на правильной стороне. На своей.

– Первый месяц по возвращении в Крас был самым ужасным. Даже хуже, чем весь предыдущий год, – продолжает он. – Слышала про стадии принятия горя?

– Да, я читала. Отрицание, агрессия…

– …а затем торг, – подхватывает он. – Вот в нем я и застрял.

– Как это?

– Я вроде как пытался подкупить смерть. Убедил себя, что если принесу свою жизнь в жертву, то выкуплю Мишу. Что-то вроде сделки – пока я страдаю, он не совсем мертв. Понимаешь? Доктор сказал, это часто бывает неосознанно из-за боли и чувства вины. Люди придумывают ритуалы и правила, по которым принимаются жить после потери. Оттягивают момент принятия, потому что тогда придется признать, что дорогого человека действительно больше нет. Но все это лишь иллюзия, ловушка, которая ведет к следующей стадии.

– Депрессия?

– Точно. Такая дрянь, просто жесть. Я думал, что мне здесь тяжело. Плохо сплю, мало ем, вечный шум в голове, апатия ко всему или, наоборот, раздражительность, но через неделю в Красе я понял, что все это цветочки. Мне даже моргать было трудно, руку поднять, пальцами пошевелить. Я уставал от одной мысли, что мне нужно что-то сделать, а походы в больницу были настоящей пыткой. После анализов и тестов мне выписали таблетки… – Саша высовывает язык, скривившись. – От них стало только хуже. Тошнота убивала, все время хотелось пить и спать, но я не мог ни того ни другого.

– А сейчас как?

– Легче. Гораздо. Где-то через пару недель ко мне постепенно вернулись нормальный сон, аппетит, а с ними и силы. Я не буду принимать «колеса» вечно, но еще какое-то время придется, как и продолжить сессии с психотерапевтом. Не поверишь, но какой же кайф, когда ты можешь встать за стаканом воды или пойти в душ без долгих самоуговоров. А еще забавно, что цвета стали ярче и запахи тоже. Я поначалу даже думал, что у меня совсем крыша поехала, но позже мне объяснили, что так и должно быть…

Саша продолжает рассказывать мне о терапии, делится мыслями и выводами, которые сделал благодаря врачу. Тема непростая, и я больше слушаю, чем говорю сама. Слушаю и восхищаюсь его силой и стойкостью, его уверенностью и решимостью относительно будущего. В какой-то момент Саша закатывает рукав и показывает мне татуировку. Первая строчка осталась не тронута – «Жизнь дана, чтобы жить», а во второй закрашен последний символ и вместо него рядом набит новый.

– Что там? – спрашиваю я.

– «Забуду», – отвечает он.

– «Я никогда тебя не забуду»? Значит, ты себя простил?

– Не совсем. Вина все еще со мной, но она… как бы это… больше напоминание, чем наказание. Ошибки вообще не стоит забывать, меньше вероятность повторения.

– Вау, – отзываюсь ошарашенно. – Ты молодец. Правда.

– Спасибо, – слабо улыбается Саша и опускает взгляд на чокер из бисера, который я не снимала с новогодней ночи.

– Нравится? – касаюсь пальцами крошечного сердечка.

– Да, симпатично.

– Это подарок.

– Здорово, – его спокойный тон легко обманул бы меня, но я знаю куда больше, чем он думает.

– Это было очень мило с твоей стороны.

Саша хрипло смеется и качает головой:

– Зимин, козлина.

– Не смей обижать моего друга! – шутливо грожу ему пальцем.