– А всё же, почему бы сейчас это не прояснить?
Вместо ответа он мне врезал рукой, с массивной зазубренной золотой печаткой на пальце… Боль от удара была страшной. Без всяких там прощаний и измывания мой враг ушёл, так и не сказав, что меня ждёт дальше…
***
Я четыре года не был в своём родном городе. Здесь многое изменилось, изменился и я. Город меня пугал, и в то же время я его не боялся. Что может быть страшнее, чем…
Я бы с большим удовольствием сейчас отправился к себе домой. Но ждут ли там меня?! Я не знаю.
Город, где я прожил много лет, теперь казался чужим. Люди, проживающие в нём, во всех лицах я видел лишь маски, от них исходила опасность, от каждого, независимо, кто это, ребёнок или вроде милой бабушки. Каждый из них для меня стал остриём холодных игл. Кто они, эти люди? Что они несут в себе, в своей душе? Теплоту или мрак? Кем он станет, когда копнёшь в той душе поглубже? Думаю, испорченным картофелем.
Город был грязно-серым, пахло корыстью и предательством, веяло отовсюду угрозой, каждый уголок его шептал «я твоя беда». Даже снежинки, падающие на рукав, намекали не о свободе, а предупреждали, что всё не вечно, что всё временно, напоминали о клетке…
Лишь мороз, не слабый и не жестокий, был мне другом в это вроде солнечное утро. Он был моим спутником, поддерживающим и отрезвляющим, не давал мне расслабиться, быть начеку, не поддаться влиянию окружающей жизни, которая так и хочет представиться красивой, радужной, кричащей вовсю, «что она прекрасна». Хотя бы тогда, когда на тебя, мило улыбаясь, бросает взгляд неотразимая девушка, проходящая мимо, – враньё, тут же, словно гвоздём вбитая, вонзается мысль. Её кокетливый смех я слышал и почему-то обернулся, чтобы посмотреть ей вслед. Когда-то…, наверное, в прошлом, я бы сказал, что эта крашеная блондинка с короткой причёской без головного убора, с широкой улыбкой и своею молодостью, оставила бы во мне след, словно на влажном песке. Может, я думал о ней. Может, потом бы даже догнал. Но зачем? Время или ситуация решили бы за меня, я бы поддался, отдался случаю. Сейчас же нет, надо идти, уходить подальше от этого места, места встречи с ней…
Я шёл, поправляя поднятый воротник старого серого пальто, уши мёрзли – это мой старший друг мороз хлестал меня по щекам, говоря, не верь, и здесь тебя ждёт обман, и тут тебя обидят… а я… а я в душе плакал, глядя то на образ девушки-блондинки в памяти, то на образ жены, сказавшей в реалии при встрече лишь короткое: «Ты?..» Немая сцена, разорванная уже моим изумлением и её неловкостью при возникновении ребёнка, не нашей девочки, а двухлетнего мальчика. Моя радость, подгоняемая желанием свидеться, треснула так, что осколки не хотелось собирать. За чаем она оправдывалась, напиток казался то ли безвкусным, то ли горьким, ибо душа моя хирела. Вроде я слушал, а вроде бы и нет, потому что не слышал. Мои ответы, что скупо слетали с губ на её вопросы, были не те, о чём хотелось бы рассказать. Я отвечал неправдивостью, неточностью, лишь бы что-то выговорить. Жена стала чужой. Жена стала не моей. Теперь у неё была другая, своя жизнь. Другой муж, их ребёнок. Я в её книге жизни стал неуместным, лишним, как листок с чужой книги, тем, кто может её испортить, подтолкнуть к изменению устоявшихся рамок. Слова острым ножом резали не только слух, а всё моё существо: «Надеюсь, ты меня поймёшь… Тебя не стало… Мне с дочерью надо было продолжать жить… Ей нужен был отец… А мне… Не суди меня… Ты бы на моём месте так же поступил… Не уходи… Подожди, увидишь повзрослевшую дочь… Познакомишься и с мужем…».
Я не мог долго оставаться уже у бывшей жены. Меня распирало, словно надуваемый мыльный пузырь. Помню свою фразу: «Прости, что вновь ворвался в твою жизнь. Обещаю, я не буду вам мешать».
– Что мне сказать нашей дочери? – спросила напоследок она.
– Пока ничего и никому.
У меня не было денег, у меня не было крова, у меня не было ничего, если только будущее, а не как у других – надежда, в неё я уже не верил, ибо есть в этом несправедливом мире только две стороны медали: причина и следствие, которые только от тебя зависят. Ну и, конечно, пересечение твоей нити судьбы с чей-либо.
В подъезде холодном, несколькими этажами ниже, я, прижавшись спиной к стене, сидя на корточках и склонив голову к коленям, тихо, больно и безнадёжно плакал.
По голове поглаживая тусклый жёлтый свет, будто жалеючи меня, всё время норовя заглянуть в глаза, мол, не стоит, не стоит сдаваться, каждому своё… А холодные стены и атмосфера лестничной клетки говорили об ином: «ты один… ты никому не нужен, даже нам». И тогда я вскочил и побежал… На улице, как всегда, меня ждал мой верный спутник-мороз.
Захотелось напиться, аж так, чтобы потеряться, забыться, пусть даже на время, начихать, просто хочу!
Ну где же взять, если в кармане ни гроша?
***
Мёрзло и темнело.
Улицы, одна за другой, сменяются, фонари провожают мою сутулившуюся спину. Я, словно скитающаяся бездомная собака, рыщу в поисках, не зная чего, весь в мыслях, погружённый в своё. Нет, я и есть собака! Оставшаяся без хозяина, без любви и ласки.