Это раз, это два, это... Хогвартс? (СИ)

Не успел Эраст Петрович открыть дверцу транспорта, как из темного угла кареты послышался всхлип, и кто-то отпрянул на другую сторону. Приглядевшись к полумраку кабины, Фандорин узнал в фигуре мадам Стебль. В углу же остался сидеть Маса, и на лице его явно читалось облегчение от появления господина.

— Прощайте, мистер Фандорин, — продолжая всхлипывать, проговорила Стебль, — прощай Маса. – Преподаватель травологии громко зарыдала, снова кидаясь на шею ошарашенному от свалившегося ему как снег на голову “счастья” японцу.

— Ну, всё, хуватит! – проговорил на русском Маса, убирая пухлые руки мадам со своей шеи, скорчив при этом недовольную мину.

— Обещай, что напишешь мне! – с надрывом лепетала Стебль, беспрестанно сморкаясь и вытирая заплаканные глаза платочком.

Маса ничего не ответил, ибо не понял ни слова, а только молча взял убивающуюся горем женщину под руку и потянул к двери кареты, виновато глядя на Фандорина. Высадив, наконец, влюбленную волшебницу, японец помахал ей рукой и крикнул страшному зверю: «Посёл!», будто бы тот мог его понять.

========== Эпилог ==========

Эраст Петрович Фандорин стоял у открытого окна в своём кабинете московской квартиры и рассматривал растущие на клумбе декоративные цветы. Уже прошёл месяц с тех пор, как он вместе со своим верным другом Масой вернулся из необычного путешествия, но в памяти всё еще были свежи воспоминания о событиях, произошедших с ним в далёком и таком недосягаемом мире волшебников. Детектив иногда ловил себя на мысли, что ему не хватает той непривычной легкой атмосферы, которой был наполнен замок Хогвартс. Иногда, глядя на картины, висящие в его кабинете, статский советник долго всматривался в изображения, в надежде, что они зашевелятся и поприветствуют его, но полотна были неподвижны. Тогда Фандорину становилось немного грустно, хотя он и не до конца осознавал причину мимолётной тоски, охватывающей его сердце в такие минуты. Вот и сейчас, детектив разглядывал растущие под окном самые обычные цветы под названием «Анютины глазки» и всё ждал, когда они подмигнут ему или, хотя бы, помашут листочком.

Неожиданно, краем глаза Эраст Петрович заметил какое-то мимолётное движение в летнем небе. Присмотревшись, Фандорин понял, что какая-то белая точка приближается к нему на фоне голубого чистого неба. Когда же неопознанный летающий объект приблизился настолько, что можно было его разглядеть, сердце детектива ёкнуло от радости. И уже через минуту в распахнутое окно влетела огромная белая сова, держащая в клюве письмо. Эраст Петрович незамедлительно выхватил пергамент у “почтальона” и трясущимися от волнения руками развернул свиток, из которого выпало два листка бумаги.

Сам свиток оказался обычным письмом, написанным из вежливости уже знакомым почерком Альбуса Дамблдора, содержащее в основном последние, ничем не примечательные новости Хогвартса. В нём директор учтиво интересовался жизнью Фандорина.

Эраст Петрович вздохнул от небольшого разочарования, постигшего его после прочтения незаурядного послания, но тут он вспомнил об упавших листках и нагнулся, чтобы посмотреть, что они из себя представляют. Каково же было удивление Фандорина, когда он прочёл в первой же строчке слово «Приглашение». Вся хандра тут же улетучилась, и сердце начало отбивать радостный ритм в ту же секунду, как детектив понял, куда его приглашают. В его руках был билет на двоих на четвертьфинальную игру по квиддичу между Россией и Англией, которая состоится в конце лета в Англии. Эраста Петровича одновременно переполняли разные, но такие сильные чувства: радость от предвкушения возможности снова погрузиться в волшебный мир и гордость за свою Родину, которая, как оказалось, ничуть не отставала на спортивном поприще, чего нельзя было сказать о других сферах.

Продолжая улыбаться от восторга, Фандорин поднял второй листок с ковра, и его радость тут же приуменьшилась. В его руках находилось ничто иное, как надушенное любовное послание, написанное на ломанном русском и адресованное Масе. Не нужно было быть мастером дедукции, чтобы отгадать, кто был его отправителем. Эраст Петрович еще раз тяжело вздохнул, предвкушая неладное, и неуверенно крикнул:

- Маса, т-тебе письмо!