Это не моя жизнь

Себя Изместьев не увидел. Место за партой рядом с Жанной пустовало. Эта пустота могла означать что угодно. Его предшественник мог запросто находиться в больнице. Адрес неврологического отделения он обязательно выяснит, а пока… До чего родные вокруг лица!

Ни черта учительницу Елизавету Петровну будущие выпускники не слушали: вертелись, делали что угодно, только не то, что требовалось. Какое нужно самообладание иметь педагогу, чтобы при всём этом не запустить указкой в самых разговорчивых!

Витька Мохнач чертил какую-то схему в тетрадке, сразу же под уравнением химической реакции. Вместо того чтобы коэффициенты расставлять. Охламон!

Настя Балашова разглядывала журнал мод, лежащий на своих коленях – беззастенчиво грызла ноготь за ногтем, сплёвывая огрызки в проход между партами.

Юлька Шилова строила глазки Мишке Бессмертных…

Юные, чистые лица! Какие эмоции, какой блеск в глазах! Куда он исчезает с возрастом? Обесцвечиваются глазки…

А Елизавета Петровна, хоть и стучала указкой по столу, всё равно – такая молодая! Худенькая, стройная, с короткой стрижкой. Требовательная, но справедливая. Ни одной морщинки возле глаз!

Перед столом Пашки Ворзонина пришлось задержаться. Поскольку на нём – отнюдь не тетрадь с учебником, а атлас анатомии человека, раскрытый на странице с полушариями головного мозга. Парень уже тогда собирался стать психиатром! Вот это номер!

Впрочем, призрак Изместьев заинтересовался не только полушариями в атласе, но и тем, что успело внести в схему будущее светило психиатрии. Над стрелкой, ведущей из лобной доли на периферию, читалось вполне отчётливо «Пространство», над другой – «Время». Стрелка туда, стрелка сюда… Что бы это значило?

Изместьеву показалось, что на какое-то мгновение он вдруг обрёл плоть и почувствовал под ногами опору. Но только на мгновение. Что могла означать сия невинная надпись в атласе ученика десятого класса? О чём думал его друг и коллега, протирая штаны на школьной скамье? Что вынашивал в своей породистой голове уже тогда, до перестройки!

В призрачной памяти всплыло, что Ворзонин был единственным, кто знал все подробности той новогодней ночи, когда пробка от шампанского выстрелила Изместьеву в открытый глаз. После школы они поступали в один институт, и Аркадий поделился с другом этой пикантной подробностью, объясняя тем самым свой выбор вуза. Но какое отношение мог иметь Павел Ворзонин к его путешествию в прошлое, если единственным «посвящённым» в проблему был «Вениамин Поплевко», благополучно улетевший в своё будущее?! Никакого! Хотя… Пусть однократно, но его пришлось привлечь! Для того чтобы отговорить путану от аборта. Поскольку Поплевко-Клойтцер тогда находился в психушке и выполнить свою миссию никак не мог.

Но… как-то подозрительно легко согласился Ворзоня на подобную авантюру тогда, в августе две тысячи восьмого! Изместьев вначале обрадовался, так как сомневался, что психиатр вообще согласится. А сейчас эта мысль засела в голове, как муха в паутине, и не прекращала «дёргаться» и «жужжать»…

Да, собственно говоря, что это меняет?! Ничего! Даже если и было, что сейчас об этом жалеть? Боже… когда это было?! Или ещё будет? Всё смешалось, словно в салате «оливье». И этот «салат» не имел сейчас ровным счётом никакого значения. Всё в прошлом… для призрака Изместьева. Из этого состояния ему не выбраться никогда. И не стоит переживать. Надо уметь находить плюсы в любом положении, в каком бы ни оказался. Хотя… Что ему с этими плюсами делать? Солить? Мариновать?

Подслушивающий

Одним из плюсов его положения была соблазнительная возможность расположиться на столе прямо перед Жанной Аленевской и беззастенчиво разглядывать её юное лицо. Чем он и воспользовался. Впрочем, лицом не ограничился.

Какая она всё-таки красавица! Теперь-то Изместьеву точно не обладать ею. При всех раскладах – ни под каким соусом. И хоть насмотреться напоследок. Надышаться. Впрочем, как доктор-призрак ни принюхивался, не смог уловить аромата её косметики – обоняния привидениям никто не давал.

Ему вспомнилась свадебная фотография из далёкого две тысячи восьмого. Дочь Жанет, рождённая от погибшего впоследствии афганца, там, на фотографии, была точной копией юной Аленевской, сидевшей сейчас перед призраком и не замечающей его присутствия. Один в один. Как её назовут? Кажется, Ксенией. Выйдет Ксюша замуж за хирурга-косметолога, которого зовут Костей. Костя плюс Ксюша равняется… Ясно, чему. Эх, Костя, цени своё счастье!

Неожиданно в дверь постучали, и через мгновение на пороге возник… Аркаша Изместьев собственной персоной. Жанна вздрогнула и выронила авторучку. Был бы доктор в тот момент из плоти и крови, он бы, наверное, обделался. Хорошо, что призраки лишены даже такой мелочи.

– Здравствуй, Аркаш, – поприветствовала ученика Елизавета Петровна. – Очень рада тебя видеть живым и здоровым. Проходи, садись. Твоё место свободно.