– Дальнейшие нарушения множатся в геометрической прогрессии. Вспомните Бредбери: в прошлом даже бабочку нельзя убивать, а если сбросить в пропасть будущего студента мединститута, который впоследствии за годы работы на «скорой» спасёт хотя бы десяток жизней? Реанимированные и вылеченные вами больные потом жили и меняли мир, некоторые – производили потомство. Это потомство могло работать на ответственных должностях. Например, быть главнокомандующими, космонавтами, пилотами, руководителями проектов… А теперь представьте, что в одночасье все они и результаты их предыдущей деятельности вдруг… всё исчезнет! Только представьте! Главное коварство катастрофы в том, что ты не знаешь, когда она тебя настигнет. Идёт цепная реакция!
– Выходит, я вообще не имел права на такой поступок! – поёжился Изместьев в теле Фаревского. – Но кто тогда спасёт моих будущих больных?
– За будущих больных беспокоиться не стоит. Вот за тех, кого вы уже спасли… За них предстояло поставить свечки. Вы правы, сейчас я бы вас ни за какие коврижки в прошлое не отправил. Тогда же я недооценил последствий, стремясь выполнить миссию любой ценой и скорей улететь к себе. Смалодушничал, признаться. За что и поплатился.
– Стоп, машины! – чудом уцелевший в авиакатастрофе «косметолог» постучал вилкой по графину. – Даже если всё так… Если я вдруг исчез… Скажем, не вышел на работу… Вместо меня больных спасать поедет другой доктор! Что-то не то вы выводите, Карл Клойтцерович!
Пришелец сжал пальцами переносицу и зажмурился. Когда через минуту вновь взглянул на доктора, в его глазах стояли слёзы.
Грустная усмешка времени
– Простите, мне очень жаль, что я вас, такого неподготовленного, – Клойтцер вздохнул, – отправил путешествовать во времени. Теперь вижу, как рисковал. То, что вы сейчас сказали, глупость сродни той, что пишут ваши фантасты. Я имею в виду прохождение материи сквозь время.
Клойтцер поднялся из-за столика, прошёлся к эстраде, на которой в свете прожекторов прыгали девушки варьете. Вернувшись за столик, взял графин с клюквенным морсом и начал рассматривать его на просвет.
– Вместо вас на работу ваш коллега может выйти лишь в одном случае. Если бы вы этот предстоящий отрезок времени ещё не прожили. То есть, если речь идёт о «предстоящем будущем», – пришелец звонко щёлкнул пальцами перед самым носом доктора. – Постарайтесь понять! Вы уже, я подчёркиваю, реанимировали этих больных. А теперь представьте, что вас вдруг, как листок из дневника, где стоит жирная двойка, нагло выдирают из времени. Вместе с вами и больных. Лекарство, вами назначенное, вдруг исчезает из их крови. И ничего нельзя предотвратить. Вместо вас больных никто не вылечит, так как это ВАШЕ место, но вас на нём НЕТ! В далёком тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом году одна реальность вдруг разрывает другую. Вас сталкивают в ущелье, проще простого! Трещина проходит по времени, и её не заштопать, не законопатить, так как механизм запущен из будущего. Остановить эту жуть можно только из будущего. Если бы мы вас не отыскали на лыжной прогулке, человечество бы погибло.
Почему я с чистой совестью превратил вас в косметолога? Не беспокоясь, так сказать, за будущих больных, вами пока не реанимированных? Потому что вы этот отрезок жизни ещё не прожили! Вместо вас их спасёт кто-нибудь другой. Это просто понять, а вот в две тысячи семьдесят четвёртом понять, что планетарный коллапс вызван именно вашей пропажей, было… архи-сложно. Хотя исчезновение из реальности доктора-реаниматолога прописано в учебниках по эрмиктологии. Но в критической ситуации до этого додуматься практически невозможно! Есть такая теория однократности бытия, её откроют в середине двадцать первого века. Невозможно вернуться из будущего, стать снова собой и жить по-другому. Нарушится континуум, поэтому то, что хотели затеять вы с новогодней ночью тысяча девятьсот восемьдесят четвёртого года, в принципе неосуществимо. Поэтому и «Маркиз» мы применяем крайне осторожно. Вводим в историю, уже прожитую, нового человека. Здесь необходимо учесть тысячи нюансов, прописать поведение, предусмотреть всё, подчёркиваю, все возможные последствия. Ничего ещё не ясно… Всё как в тумане! Однако проект запущен, да поможет нам Бог!
– Неужели даже такая теория есть?! – округил Изместьев глаза.
– Есть, но, отправляя вас в прошлое, я про неё не знал. Мы в Институте Времени провели несколько бессонных ночей, прежде чем сфокусировать причинно-временной промежуток до восьмидесятых годов прошлого столетия. Когда установили время, тогда и вспомнили про мою эрмикцию, и про ваш случай. Но – откуда отталкиваться? Начавшийся коллапс уничтожил все следы. Как подступиться?
– Понимаю, вам не позавидуешь в той ситуации! – сочувственно заметил доктор. – Самое время отчаяться.