Это не моя жизнь

– Уже подъезжаем! – нервно отозвался водитель. – Вторая клиническая, санпропускник. Эндокринология на третьем этаже. Один поворот – и мы на месте.

– Вас, Вениамин… Или как вас там, – пытался взять под контроль ситуацию Изместьев. – Мы госпитализируем в больницу, вас следует полечить. Вы больны…

– Какая больница? Зачем лечить? Ничего мне не надо, – нервно оборвал его больной. – Я чувствую себя прекрасно. Вот, смотрите.

С этими словами он сел на носилках. Кристина без сознания медленно сползла вниз. Леночка раскрыла на ходу задние дверцы, а доктор сидел, как вкопанный, глядя в зеленоватые глаза того, кто совсем недавно валялся в парке на скамейке.

Внимание больного тем временем привлекла «карта вызова», которую до этого заполнял Олег:

– Знакомая бумаженция, хм… – пробубнил он, ввергая всех в шок. – Только со временем пожелтеет и край её начнёт махриться. А так… узнал, узнал. Да, если бы не она, не быть бы мне сейчас в вашей тесной компании. Прилетел, нечего сказать!

Словно инопланетное существо сидело сейчас перед Аркадием, зачем-то тянулось к наполовину заполненной карте, интересовалось датой своего «приземления». Кое-как сохраняя самообладание, он с силой уложил больного на носилки. Едва Пахомыч остановил машину, Аркадий кивнул Олегу, мол, давай, транспортируем. Кое-как они перенесли «Вениамина» в приёмное отделение.

Кристина пришла в себя лишь после вдыхания «нашатырки». Конечно, она осталась с больным в санпропускнике.

Обратно ехали молча, лишь Леночка периодически всхлипывала, глотая слёзы. Возвращаясь домой после смены, Аркадий с Олегом заскочили в круглосуточный супермаркет и купили по бутылке водки. Выпили по дороге.

К утру Изместьев смутно помнил подробности дежурства.

Секс накануне перестройки

Зачем она вспомнила про это? И как язык повернулся такое сказать?! После божественного вечера и сказочной ночи. После совершенно чумового секса, какого у доктора не было уже несколько лет.

Кажется, от здания банка до ресторана их отвёз всё тот же чёрный «лексус». Аркадий, мягко говоря, вёл себя не лучшим образом: приставал к банкирше на глазах секьюрити. По их каменисто-равнодушным рожам догадался, что им приходилось и не такое наблюдать.

В ресторане, помнится, несколько раз заказывал любимый шлягер Жанны «Не говорите мне прощай». И словно открылось второе дыхание, никак не мог натанцеваться. Аленевская пила «Божоле», Аркадий в основном налегал на водочку. Все вокруг казались родными, с каждым из присутствующих в зале доктор готов был пить на брудершафт.

Следующей серией мыльной оперы суждено было стать их неравному поединку в спальне двухуровневой квартиры банкирши. Где он, собственно, и проснулся минут десять назад. И – такое услышать!

– Ракеш, я всё привыкла делать сама за эти годы, – в прозрачном белом пеньюаре она сидела перед ним на полу по-турецки и дымила сигаретой. – Ты знаешь, плохо это или хорошо, но по-другому не хочу. Думаешь, я ту ночь не помню, когда у тебя… ничего не вышло. Она стала точкой отсчёта. Ты уж прости, но я привыкла к конкретике. Да, да, та самая ночь. Припоминаешь?

Лоб Изместьева покрылся испариной: он вспомнил конфуз и жуткую беспомощность, когда был разрушен ореол школьного Казановы, перед которым якобы ни одна старшеклассница не могла устоять. В ночь выпускного бала он потерпел фиаско, такое больше не повторялось ни до, ни после. Ну зачем же вспомнила про это?!

– Да, конечно, – кивнул он, отводя глаза. – По-свински вышло, прости, Жанк… Я все эти годы…

– Не просто по-свински, Ракеша, – перебила, выпустив струю дыма в потолок. Словно выжидая паузу, чтоб в его сонной голове отчётливо проступил кадр двадцатилетней давности. – Я потом мужиков возненавидела. На подкорковом уровне, это от меня не зависело. Впечатлительная слишком была. Ты поступил, как жлоб… самого низкого пошиба. И, кто знает, может, ты и сделал меня такой. Но сейчас уже ничего не исправить. Как сложилось, так сложилось. Меня устраивает моя жизнь. Возможно, она не идеальна, но ничего менять в ней не собираюсь.

– Но нам было… сегодня, я имею в виду, замечательно, – отбросил он простынь, забыв, что плавки вчера, будучи «в дрезину» пьян, закинул куда-то за трельяж. – К чему всё усложнять? Двадцать лет назад я был другим, столько воды утекло…

– Да, замечательно. В эту ночь – да. И не собираюсь отрицать очевидное. Давно так не летала, как с тобой, и очень тебе благодарна. – Она поднялась, подошла к столику с пепельницей, и резко раздавила сигарету: – Но признайся самому себе, Ракеш, ты любишь до сих пор выпускницу – ту наивную десятиклассницу из восемьдесят пятого года. Ты её любишь, ведь так? К чему скрывать?

Он не смог выдержать прямого взгляда, как бы извиняясь, развёл руками:

– Ну, так…