Это было в Праге

Когда до слуха Моравы из-за неплотно, по оплошности секретарши, прикрытой двери донеслись взрывы смеха, он уже не смог сдержать себя.

У секретарши задрожали губы, когда Морава встал и, не вынув изо рта сигарету, толкнул ногой дверь, распахнувшуюся перед ним настежь. Он ввалился в кабинет безо всякого приглашения.

Взору его предстала такая картина: на письменном столе стояло большое блюдо с сандвичами, представитель министерства юстиции и его клиент уничтожали эти сандвичи и запивали их дымящимся кофе.

Лицо представителя министерства сразу приняло багровый оттенок. Оно изобразило возмущение. Наскоро прожевав кусок сандвича и шумно проглотив его, он надменно спросил:

— Что вам угодно?

Морава взглянул на свои ручные часы и, не сдерживая раздражения, резко ответил:

— Об этом я вам сообщил по телефону почти час назад.

— Но я не привык, чтобы в мой кабинет входили без доклада.

— А я не привык, — прервал его Морава, — ожидать по часу в приемной. Я не знаю, чем вас развлекает этот господин, от которого попахивает керосином, но я пришел к вам по государственному делу. Если у вас не хватает времени для беседы с работниками профсоюзов, скажите прямо. Я могу подняться к вашему министру.

Представитель министерства юстиции собирался ответить резкостью, но, увидав сухие, строгие глаза посетителя, передумал.

— Я вас приму ровно через пять минут.

Морава вышел в приемную. Через две-три минуты из кабинета выкатился оптовик-нефтяник, стряхивая на ходу крошки хлеба с пиджака, вслед за ним секретарша вынесла посуду, а после этого двери сами раскрылись перед Моравой.

Снова последовал вопрос:

— Что вам угодно?

Морава усмехнулся и, садясь в кресло, сказал:

— У вас очень короткая память, милостивый государь, и мне придется повторить то, о чем я уже говорил вам по телефону. Я пришел выяснить, на каком основании вчера административный суд вынес решение о возврате фабрики «Уния» ее бывшему владельцу.

Представитель министерства юстиции заерзал на стуле, отодвинул от себя папку с бумагами и, не поднимая глаз на посетителя, ответил:

— Вероятно, суд руководствовался соответствующим законом.

— Суд нарушил декрет о национализации, — резко заявил Морава.

— То есть?

— Декрет гласит, что возврату подлежат предприятия, насчитывающие менее пятисот рабочих.

— Совершенно верно. Но пятнадцатого октября, в день подачи искового заявления, на фабрике насчитывалось не пятьсот, а только четыреста девяносто восемь рабочих.

— Вы забываете, что с мая по сентябрь число их достигало шестисот, — сказал Морава.

И подумал: «Каков прохвост!»

— Это не имеет значения, и суд не обязан вникать в подобные детали. Дело разбиралось в октябре, а не в мае. Я не вижу никаких оснований для пересмотра дела.

Морава сказал представителю министерства юстиции, что Центральный совет профессиональных союзов придерживается иного мнения. Он считает решение суда явной подтасовкой, считает его издевательством над декретом и над рабочими.

— Ну, видите ли… административный суд в данном случае не может идти на поводу у рабочих.

Мораву взорвало.

— Это не пройдет! — крикнул он, ударив ладонью по столу. — Рабочие не позволят водить себя за нос. Прошли и канули эти времена. Рабочие выведут на чистую воду вас и ваш суд. Фабрика не вернется в руки ее бывшего владельца. Вам известно, кто был хозяином фабрики?

— Меня это не касается.

— Зато рабочих касается. Этого подлеца Розенфельдера давно пора посадить за решетку. Он угодничал перед гитлеровцами, а теперь вдруг объявил себя патриотом, радеющим о процветании родины. Знаем мы этих патриотов! Вот тут они у нас сидели! — Морава похлопал себя по шее.

Представитель министерства юстиции не нашел для себя возможным вступать в дальнейший спор. Он встал и, опираясь руками о стол, дал понять, что аудиенция окончена.

— Мне нужно знать ваше окончательное мнение, — сказал Морава.

— Я вам ничем не могу помочь.

Морава тоже встал.

— Что ж, — проговорил он, — если суд не хочет защищать интересы рабочих, они сами защитят их.

2

Когда Морава приехал на фабрику, там уже шел митинг. Морава попросил слова и поднялся на импровизированную трибуну, сложенную из ящиков. Он сказал, что суд не будет пересматривать своего решения, а министерство юстиции придерживается того мнения, что суд прав. Центральный совет профсоюзов не согласен ни с решением суда, ни с мнением министерства юстиции. Поэтому надо посоветоваться с рабочими.

Вслед за Моравой выступил инженер, представлявший интересы бывшего владельца фабрики Розенфельдера. Его появление на трибуне аудитория встретила общим молчанием, ничего доброго не предвещающим.

— Во-первых, — сказал инженер, обращаясь к рабочим, — оттого, что фабрика перейдет в руки ее бывшего хозяина, вы абсолютно ничего не потеряете. Он всегда заботился о рабочих, входил в нужды каждого из них. Так будет продолжаться и впредь. Во-вторых…