Это было в Праге

— Вот именно, что к сожалению. В энциклопедии говорится, я передаю дословно: «Отличительная черта пропаганды — безразличие к правде. Правда ценна лишь постольку, поскольку она может оказывать желаемое воздействие. Полная правда была бы вообще излишней и привела бы к ошибкам». Ясно?

— Вполне.

— Поэтому я на вашем месте в первую очередь поднял бы пропаганду на высоту, не забывая, конечно, о практической стороне дела. Насколько я понял, сейчас чешские умы волнует вопрос повышения заработной платы государственным служащим. Этот интерес надо активизировать. Он — политический рычаг в ваших руках. Вы же отлично знаете, что ни компартия, ни профсоюзы не пойдут на увеличение заработной платы служащим. Это для них равносильно самоубийству. Увеличить плату служащим, число которых доходит чуть не до миллиона, в то время как население в стране уменьшилось на три миллиона, — это значит подорвать экономику страны. Коммунисты это прекрасно понимают. И мне и вам ясно, что вместо увеличения заработной платы они предложат сокращение числа служащих и повышение производительности труда. А вы стойте на своем. Апеллируйте к шкурным интересам служащих.

— Этому вопросу мы придаем должное значение, — ответил Крайна. — Дртина добился контакта с социальными демократами в лице Майера. Вопрос о зарплате стал камнем преткновения в работе национального фронта. Мы заморочили головы коммунистам одними только нашими проектами. Такой же тактики мы держимся в вопросе о конституции. В комиссии национального фронта по конституционным вопросам мы создали полную неразбериху. Сейчас эту неразбериху усиливают Зенкл и Франек. Да и с законами о земельной реформе у коммунистов не лучше. Готвальд и Дюриш настаивают на скорейшем принятии законов о собственности на землю, о ревизии земельной реформы, о социальном обеспечении земледельцев, о налоге на них и о кредитовании. Пока нам удается оттягивать принятие этих законов под разными предлогами. Мы вносим бесчисленные поправки, спорим, дискутируем, представляем все новые и новые проекты.

— Правильно делаете. Абсолютно правильно, — одобрил Борн.

Раздался телефонный звонок. Крайна снял трубку.

— Да, я. Да. Понимаю… Так, так… Превосходно.

Борн выждал, пока генеральный секретарь закончит разговор, невнятный, и, видимо, умышленно невнятный со стороны Крайны.

Разговор длился минуты две. Крайна повесил трубку.

— Это господин Зенкл. Он ждал неофициальной встречи с архиепископом Бераном. Уведомляет меня, что встреча состоялась. И он доволен результатом беседы. Это очень отрадно. Архиепископ заверил, что церковь на нашей стороне. Он обещает свою поддержку и полное сочувствие папского нунция Риттера. Архиепископ Беран счел своим долгом предупредить, что если захват власти осложнится крайними мерами, то и на это есть благословение Ватикана.

— Меня этот участок совсем не беспокоит. В Ватикане действует наш посол Тейлор. И он знает свое дело. Его поддерживает монсеньер Монтини, правая рука папы. Между прочим, Монтини и папа очень лестно отзываются о вашем вице-премьере Шрамеке. Каково ваше мнение о нем?

— К монсеньеру Шрамеку благоволит и президент. Шрамек пользуется большим авторитетом в глазах собственной партии и в глазах церкви. Жаль только, что он одряхлел и его одолевают недуги.

Борн посмотрел на часы: встреча слишком затянулась.

— Я очень доволен, — сказал Бори, — что мы поняли друг друга. У меня еще один вопрос к вам. Часто встречаться с вами я не могу. Я в Праге гость. Но у меня есть надежный человек, через которого мы сможем поддерживать связь друг с другом. Как вы на это смотрите?

— Согласен на любого посредника, кроме Обермейера.

— Нет, нет! Этот человек — ваш земляк, чех. Я за него ручаюсь. Фамилия Гоуски вам ничего не говорит?

Крайна прищурил глаза, припоминая.

— Не тот ли, который был представителем фирмы «Колбен-Данек»?

— Действительно, тот.

Крайна сказал:

— Лично я его не знаю, но кое-что слышал. Человек видный. Ничего не имею против него.

— Тем приятнее, — проговорил Борн. — На днях постараюсь познакомить вас с ним.

Глава четырнадцатая

1

Антонин спешил, то и дело поглядывая на часы. Он точно рассчитал время, чтобы застать Ярослава одного: без четверти девять Божена уходит в университет, а в половине десятого — никогда не позднее — Лукаш садится в машину и отправляется на работу. Между девятью и девятью тридцатью он сумеет переговорить с Ярославом с глазу на глаз. В этом и заключался его расчет.