Словом, поступил я опять в школу, десятый класс кончил. А потом — немцы к самому городу подошли. Началась эвакуация. Михаил тогда уже секретарём горкома партии стал. Каждый день приходил домой поздно, хмурый, озабоченный, все о чем–то думал. Зашёл я однажды к нему в комнату. «Давай, — говорю, — Миша, серьёзно поговорим. Я уже не маленький, все понимаю. Ты остаёшься в городе?» Он мне все откровенно и рассказал. Горком партии решил сформировать партизанский отряд для борьбы в тылу врага. Командиром отряда назначили первого секретаря горкома партии Ивана Михайловича Яковенко, а Михаила утвердили комиссаром. «А вот с тобой как быть, не знаю, — говорит. — Военкомат создаёт сейчас группу допризывников для отправки в военное училище. Поедешь?» Рассердился я. «Что это, — говорю, — ты меня все в тыл да в тыл. Никуда не поеду. Насильно отправишь — все равно сбегу. В тылу мне отсиживаться нечего. Я уже не ребёнок, с оружием обращаться умею…» И стал проситься к Михаилу в партизанский отряд. Долго просился, чуть не плакал. В конце концов Михаил говорит: «Не имею права решать сам такой вопрос, есть командир отряда, иди к нему». И я пошёл к Яковенко Ивану Михайловичу… Эх, какой это человек был, Ваня! Какой человек!.. — Виктор крепко сжал зубы, резким движением руки расстегнул ворот рубашки.
— Почему ты говоришь — был? — осторожно спросил Ваня. — Он что — погиб, да?
Виктор молчал, углубившись в свои мысли. Наконец, справившись с волнением, снова заговорил:
— В общем взяли меня в отряд. В разведку зачислили. Иван Михайлович все время меня при себе держал, для особых поручений. Тринадцатого июля выехали мы в лес. Там уже база была подготовлена, продукты запасены, боеприпасы. В разведгруппе нас было четверо: я, Забелин, Алексеенцев и Галя Серикова — все из Ворошиловграда. Мы выполняли разные задания — ходили в хутор Обозный узнавать, есть ли там немцы, в Паньковку за продуктами- там свои люди пекли нам хлеб, в Николаевке разыскивали связных соседнего партизанского отряда.
Под Паньковкой первый раз участвовал я в настоящем бою. Нас было семеро. Залегли мы в кустарнике, видим — идут по дороге немцы, спокойно разговаривают о чем–то, смеются. Мы подпустили их поближе и — залпом! Четверо упали замертво, остальные начали отстреливаться. Иван Михайлович приказал всем отходить. А я незаметно отстал, подполз к убитым немцам, подобрал автомат и три винтовки. После Иван Михайлович долго меня отчитывал за то, что без приказа я. Насчёт дисциплины он был очень строгий.
Потом ещё несколько раз ходили мы на задания — нападали на обозы, разрушали связь. А в прошлом месяце пришёл отряду приказ перебазироваться в Митякинские леса — помнишь, в позапрошлом году мы ездили туда на массовку? Ночью возле хутора Пшеничного наткнулись на немцев. Началась перестрелка. Окружили они нас со всех сторон. И вот тогда Иван Михайлович подозвал меня к себе и говорит: «Слушай, Третьякевич, приказ. Немедленно выбирайся отсюда в Ворошиловград — адрес тебе известен. Доложи там обстановку». — «А вы как же, — спрашиваю, — немцев–то вон сколько, не устоять…» — «Ничего, — отвечает, — нам скоро подмога придёт. Выполняй приказ». На другой день пробрался я в Ворошиловград, узнал: погиб в том бою весь наш отряд. Геройской смертью погиб… Ты понимаешь — нарочно он меня в Ворошиловград отправил, чтобы спасти, значит… А сам в том бою…
Виктор умолк, закусив губу, чтобы не расплакаться. Ваня сидел насупившись, перебирая пальцами свисавшую на лоб прядь волос.
— Ну ладно! — словно очнувшись, тряхнул светлым чубом Виктор. — Давай поговорим, как дальше жить будем. Кто из надёжных ребят есть в городе?
— Хороших ребят много! — Сразу оживившись, Ваня начал перечислять, загибая пальцы: — Вася Левашов здесь, Жора Арутюнянц, Олег Кошевой. Серёжка Тюленин тоже в городе, Юра Виценовский, Майя Пегливанова из Первомайки — помнишь, комсорг первой школы, черноглазая, на собраниях всегда выступала?
— Помню Майю, — кивнул головой Виктор. — Что же вы — собираетесь вместе, чем занимаетесь? Немцы как — не трогают вас?
— Что ж немцы… — мрачно проговорил Ваня, — известное дело: лютуют. Рыскают по домам, коммунистов ищут. Комсомольцев, правда, пока не трогают.
— Ну, а вы их? — нетерпеливо спросил Виктор. — Вы их что же — сторонкой обходите?
Ваня растерянно улыбнулся, будто его уличили в чем–то нехорошем, потом обнял друга за плечи.
— Понимаешь, Виктор, мы уже с Васей Левашовым говорили: надо нам объединиться, создать комсомольский отряд мстителей. Если по–настоящему взяться, можно таких дел натворить! Ты как на это смотришь?
— Я за этим и пришёл сюда, — твёрдо сказал Виктор. — У меня теперь одна цель — бить фашистов, пока хоть один останется на нашей земле, мстить им за все: за эту войну, за пожары, за Ивана Михайловича…
— Ты знаешь, — зашептал Ваня, — у нас уже кто–то действует. Недавно на хлебном ларьке появилась листовка: «Долой гитлеровские двести грамм, да здравствует сталинский килограмм!» Здорово, правда? И в Первомайке, говорят, тоже листовки видели.
— Кто их пишет, не знаешь? — оживился Виктор.