Это было в Коканде

- Могу. Это же все равно.

- Свяжите мне!

- Что?

- Что-нибудь.

- Вы покраснели как рак, - сказала Варя и улыбнулась.

Он скользнул по ней взглядом. Ему почему-то стало жалко эту девушку или женщину… Тут же подумал он: «Убьют еще в такой кутерьме…» Ему захотелось погладить ее или хотя бы дотронуться только до ее нежных стриженых кудерьков на затылке. Он лениво поднялся с земли и ткнул ногой костер.

- Будешь рак! - сказал он растерянно.

Варя так громко рассмеялась, что ему стало легче, как будто он объяснил ей самое главное из всех тех мыслей и чувств, которые смущали и томили его душу.

Муратов крикнул из темноты:

- Кончай базар, кончай!

Сашка плюнул и повернулся спиной к огню. В самом конце двора кто-то бубнил неторопливо и спокойно, точно напевая колыбельную:

- Да очень просто! Когда германец подвез им в помощь свою артиллерию, нас тоже глушили из таких орудий под Перемышлем. Как ударит, мы все брюхом в землю, и рот раскрыт обязательно, чтобы сотрясение организма не получилось. Встал - и все в порядке. Только перед носом яма, шесть сажен ширины, четыре глубины. Вот какие дела! А пехоты гибло… ее даже не считали! Снаряд-то в пятьдесят пудов. Ужасно подумать!

Хамдам, выломав ногтями кусок глины, смотрел в щелку. Раненый Джаныш - ему порубили спину - скрипел зубами, Абдулла спал. Сегодняшний бой Хамдам вспоминал как позор. Впрочем, он никогда не надеялся на этих людей. Он был прав.

- Хочешь бежать? - спросил Джаныш.

Хамдам горько вздохнул:

- Около сарая ходит Нияз, красная собака. И на дворе не спят.

- Если бы ночью напал на них Бегмат. Он может вернуться? Как ты думаешь? - простонал Джаныш.

Хамдам не ответил.

В доме, в женской его половине, находились две жены Хамдама. Аввакумов, чтобы никто их не тронул, поставил у дверей караул. Поэтому они считали себя арестованными. Крепко обнявшись, они держались друг за друга и всю ночь вздрагивали от каждого шороха за стеной.

42

Проснувшись, Денис Макарович вместе с Блиновым и Муратовым вышел на улицу. По обеим сторонам ее тянулись глиняные дувалы, кое-где курчавились бархатные яблони, убранные розовыми гроздьями цветов. Дорога расстилалась, как пыльный половик. Арык заползал в тесные щелки дувалов, во дворы.

Муратов толкался то в одну, то в другую дверь. Никто не отворял. Они пошли в узкий переулок, где человек не может даже развернуть рук в обе стороны - они упрутся в стены. Было рано. Солнце еще не успело побелеть. Муратов, как местный человек, по дыму мог определить, где в доме пекут хлеб. Но напрасно они стучались, кишлак был глух и нем.

Аввакумову очень хотелось принести для Юсупа горячих лепешек. Он думал побаловать больного. Увидев сизые кольца за развалившейся стенкой, Денис Макарович махнул рукой товарищам:

- Погодите, вот здесь как будто народ победнее! Я схожу сам.

Он свернул в сторону. Маленькие серые ящерицы целыми семьями грелись на солнечной стороне переулка. Из-за стены виднелся склеп-мазар, могила святого, с куполом; ветер трепал на шесте бунчук с вплетенными в него, выгоревшими от солнца коротенькими ленточками.

У больших резных ворот сидел босой парень в верблюжьем рваном халате. Это был Сапар, один из любимых джигитов Хамдама. Увидев Аввакумова, он опустил голову, прикрытую черной тюбетейкой, и будто прирос к стенке. Аввакумов прошел мимо, даже не заметив его. Когда Аввакумов остановился, чтобы закурить, Сапар неслышно встал и скрылся за воротами. Все звуки тонули в мягком, толстом слое пыли. Денис Макарович бросил спичку. «После чая, - подумал он, - народ собрать надо. Поговорить». Он только что дотронулся до железного кольца калитки, как сзади него что-то хлопнуло. Он обернулся и упал в пыль, схватившись за лицо. В правой руке он еще держал папиросу.

Блинов и Муратов, услыхав выстрел, кинулись в переулок и увидели Дениса Макаровича, выплевывающего кровь изо рта. Они подхватили его под руки. Он стал кашлять, жадно глотая воздух. Он задыхался и не мог сделать ни одного шага. Муратов побежал к отряду.

- Василий Егорыч, - тихо сказал Денис Макарович Блинову, - я умираю. Эскадрон передаю тебе. Завещан бойцам…

- Брось, брось! - захлебываясь от ужаса, от нежелания слышать эти слова, забормотал Блинов. - Брось, Денис!

Аввакумов сморщился.

- Передай Юсупу… - попробовал он продолжать и еще раз выплюнул всю кровь, скопившуюся у него во рту, и, побледнев, почувствовал, что говорить уже не может. Он знаками попросил опустить его на землю. Он смотрел в небо, и молочная пленка затянула ему глаза.

В переулок ворвался Сашка с криком: «Где он? Где он?» А вслед за Сашкой бежали несколько эскадронцев и Муратов.

У Сашки глаза сделались безумными, и пена облепила ему губы. Он размахивал шашкой и не переставая кричал:

- Где он?

Тут только поняли, что Сашка спрашивал о выстрелившем басмаче. Но никто, ни Блинов, ни Муратов, не могли сказать, откуда раздался выстрел.