Это было на рассвете

— Во-о-оздух! — раздалась команда.

Все устремились в укрытия. А Сергеев, проверяющий трансмиссионное отделение, под шум работы двигателя команду не услышал.

— Алексей, кончай! «Мессера!» — крикнул прибежавший начхимслужбы полка старший лейтенант Александр Баринов.

В это время около танка почти одновременно грохнули две бомбы и просвистели пули. А. А. Баринов, сраженный пулей, упал намертво. Тяжело раненный Алексей Сергеев отлетел в сторону. Прибежавшие механик-водитель Гомерштедт и врач полка старший лейтенант медицинской службы Кононенко перевязали раненую голову Сергеева, а на перебитую кость правой ноги наложили шину.

— Остался без ноги, — скорбно шепнул Кононенко.

— А я-то мечтал завершить войну в Берлине. Лучше бы убило, — придя в сознание, проговорил Алексей Павлович.

Старший лейтенант Шелгунов и старший сержант Товтокорский проводили раненого танкового специалиста Алексея Сергеева в госпиталь.

В этот же день, после обеда, мы с лейтенантом Александром Изотовым сидели около танка, в саду, помогали оформлять «Боевой листок» под названием «Даешь Берлин!» Затем начали писать письма. Изотов — матери, я — сестренке Александре. Настроение испортилось. В 12 лет остался я без отца, а недавно лишился и матери. Последнее короткое письмо ей написал из Осиповичей. Не стал сообщать, что награжден еще орденом, а написал лишь, что жив и здоров. Только кончили писать, как Изотов неожиданно толкнул меня:

— Коля, Коля! Смотри на небо!

На высоте 500—600 метров правее нас медленно летит двухэтажный самолет — один на другом. Причем, внизу — огромный, а сверху — небольшой. Не понимая, что это такое, мы не отрывали глаз от этой «диковины». Наши зенитки открыли огонь. Тут же верхний самолет, встав дыбом, взмыл вверх, развернулся и улетел, а большой стал медленно планировать вниз.

— Сбили, сбили наши фашиста! — крикнул кто-то восторженно.

Через несколько секунд сзади нас от взрыва сильно содрогнулась земля. К дежурному поста по наблюдению ва самолетами, находящемуся недалеко от нас, прибежал замполит полка майор Лукин.

— Вы почему не объявляете воздушную тревогу? — начал он ругать дежурного.

— Товарищ майор, я не мог разобраться… — начал докладывать дежурный автоматчик.

— Это самолет-снаряд противника, ясно?!

— Товарищ майор, вон еще летят! — крикнул дежурный, увидев в воздухе, почти под нашим расположением, второй самолет-снаряд. За ним показался и третий…

— Воздух! Воздух! Самолет-снаряд! — раздался голос дежурного.

Теперь было не до любопытства — все попрятались в танках, укрытиях. Самолеты-снаряды, как и первый, отрывались от ведущих, летели в сторону нашего тыла и разрывались, потрясая землю. Выяснилось позже, что немцы метили в переправу. Но ни один из снарядов не достиг цели. Разворотили лишь несколько двухэтажных домов в Китце. Больше таких снарядов на нашем участке мы не видели.

По всему было заметно, что час наступления близок. Днем стояла относительная тишина, лишь изредка были слышны пушечные выстрелы и автоматные очереди на переднем крае. Зато по ночам, сзади нас, беспрерывно ревели моторы.

Подготовка к решающему штурму была завершена и в нашем полку. Боевые машины на ходу, заправлены, готовы к заводке. Боеприпасов натаскали по полтора боекомплекта на машину. Однако еще и еще раз проверяли, что упущено в подготовке к наступлению. С раннего утра наши политработники — заместитель командира полка по политчасти майор П. Н. Лукин, секретарь партийного бюро В. И. Антонов, агитатор полка капитан С. Е. Сандлер, комсорг лейтенант В. В. Мосайкин — на ногах. Они выбрали себе танки, на которых пойдут в бой. Беседовали с экипажами, лично проверяли работу механизмов, приборов, рассказывали экипажам о решении собрания партийного актина бригады, присутствовали на партийных и комсомольских собраниях подразделений. Командование бригады, полков и штабы занимались изучением противника, решением вопросов взаимодействия со стрелковыми частями. Командиры подразделений, танков и механики-водители два раза были на рекогносцировке местности. Уточняли маршруты движения танков на выжидательные и исходные позиции.

14 апреля. Шесть часов апрельского прохладного утра 1945 года. Прибежал посыльный по штабу полка.

— Товарищ лейтенант, вас срочно вызывает командир полка, — передал он.

Через три минуты я был у командира. Он со своим заместителем майором Лодвиковым, разложив на столе карту, сидел в подвале небольшого дома. Рядом, изредка слегка покачиваясь с носка на каблук, стоял заместитель начальника штаба капитан Смак. Они проверяли детали боевой готовности полка и что-то отмечали на карте. За всю ночь им так и не пришлось даже вздремнуть.

— Товарищ Семенов, вы назначаетесь офицером связи от нашего полка. Быстро позавтракайте, берите из комендантского отделения связного и на мотоцикле к 7 часам 30 минутам явитесь на командный пункт гвардейской армии в распоряжение оперативного дежурного, — приказал мне командир полка. Указал на карте место расположения КП, который находился в двух километрах от нас в квадратном, высотой с трехэтажный дом, бункере.