Это было на рассвете

— Товарищ лейтенант, ранило? — взволнованно спросил Федор Мягков. Но лейтенант молчал, только махнул рукой. Его ранило в грудь, лицо, пуля прошила язык, выбило несколько зубов. Мягков, перевязав Лавренова, отвел его в санчасть. От вражеской пули погиб лейтенант Александр Ипполитович Грамалин.

Прибыв в Кшентицы, командир второго танкового батальона в первую очередь решил разыскать среди ведущих бой танк Платицына.

— Живой, Володя! Как дела? — пожимая руку Платицына, хитро улыбнувшись, спросил у него Цешковский.

Платицыну показалось, что впервые за всю войну он так смертельно устал. От мелких броневых осколков, от копоти и соленого пота жгло лицо. Тем не менее, он, как и всегда, старался быть бодрым, веселым. «Умение держаться в любой сложной обстановке, быть уравновешенным, — говорил Владимир Васильевич своим подчиненным, — рождает в человеке здравые мысли».

— Как видишь, живой, Иосиф Павлович! — ответил Платицын и шлепнул по рукам Цешковского. — Дела неплохи. Гренадеры выдыхаются. Теперь их атаки стали гораздо слабее. Шутка ли, мои гвардейцы разбили около сорока орудий! Тут стоял 26-й гренадерский полк противотанковой артиллерии 8-й гренадерской дивизии. Разгромили штаб полка, автоматчики захватили его знамя. Отдали какому-то механику протирать гусеницы, — засмеялся Платицын.

— Бывает же иногда и на поле боя такая абсолютная тишина, — прислушиваясь, проговорил Цешковский.

— За день боя такое затишье наступало несколько раз. Потом опять загремят выстрелы.

— Потери большие?

— Нет, небольшие. Две машины сгорели, две требуют ремонта. Беда — в другом, Иосиф Павлович. Остался без своих «легендарных». Днем геройски погиб Володя Литвинов, а теперь, час от часу не легче, замолчал и Гриша Телегин.

Разговор комбатов перебили прибежавшие начальник штаба Зевцов-Лобанов и замполит Бровко. Они доложили, что все машины боеприпасами пополнены, раненые эвакуированы.

Вскоре подъехал комбриг Шнейдер. Генерал приказал штурмом овладеть селом.

К одиннадцати вечера вместе с подошедшими стрелковыми подразделениями село было освобождено. Несколькими часами позже взяли и Видогощь. При этом смертью героя погиб командир танкового взвода старший лейтенант Андрей Матвеевич Куделя.

Наши автоматчики во главе с командиром роты Мельниковым (он принял командование ротой после ранения Шевченко) вместе со стрелками других подразделений всю ночь проверяли избы, подвалы, сараи, склады, прочесывали лес вокруг села, вылавливая притаившихся эсэсовцев. Одновременно искали капитана Телегина, судьба которого была неизвестна. Автоматчики возвратились в село лишь на рассвете. За ночь переловили немало гитлеровцев. Поэтому, несмотря на усталость и голод, да и промокли изрядно, настроение у них было бодрое. Правда, его несколько испортил прибежавший Юсупов.

— Товарищ старший лейтенант, на подвале много немца, — взволнованно доложил он ротному.

Мельников невольно задумался: «Как же так, осмотрели досконально и вдруг…»

— Где?

— Где генерал!

— Чудно, на КП бригады — противник! — возмущался комроты.

— Товарищи! Побежали! — махнул рукой Мельников. — Оружие у них есть? — спросил он на бегу.

— Автоматы есть, патрона у иха ек — нет.

— Сам-то там был?

— Был, орут «Хайль Хитлер!»

Еще вчера КП бригады разместился в продолговатом здании. Поскольку вход в подвал был завален ящиками, бочками из-под овощей и другим хламом, то его никто не проверял. Вдруг курящий возле него посыльный Юсупов услышал немецкий разговор. Он пробрался в подвал. Там, согнувшись в три погибели и бормоча о чем-то, стояло около десятка эсэсовцев, худых, бледных, долговязых, с дубовыми листьями и буквами «СС» на рукаве, во главе с офицером. Юсупов поспешил доложить командованию об этом. В подвал был послан Мельников. Едва только оказавшись в нем, еще не успев осмотреться в полумраке, он натолкнулся на увешанного несколькими крестами вражеского офицера. Сделав три четких шага вперед, тот вплотную подошел к нему и высокомерно проговорил:

— Мы воевали в Голландии, Бельгии, Франции! В Кшентицах — наше первое поражение.

Ударив себя в грудь и крикнув во все горло: «Хайль Хитлер!», «Хайль Хитлер!», схватил Мельникова за воротник шубы и плюнул ему в лицо. У гвардейцев моментально щелкнули затворы автоматов.

— Не стрелять! — дрожа от ненависти, скомандовал Мельников.

В этот момент другой гитлеровец ударил своего капитана так, что тот покатился в темный угол подвала.

— Антифашист! Антифашист! — пробормотал он и виновато отошел в сторону.

«Гитлеровские вояки начинают лупить друг друга. Это — признак неплохой. Они должны знать о судьбе капитана Телегина», — подумал Мельников и спросил об этом у поднимавшегося с пола немецкого офицера.

— О, капитен, капитен! О, ком, ком! — облегченно заговорил уже совсем другим тоном офицер.

Пленный офицер привел к почти сгоревшему сараю. Там, придавленный толстыми балками, среди одиннадцати сгоревших немецких солдат, лицом к земле лежал гвардии капитан, Григорий Георгиевич Телегин. Его узнали по почти нетронутому огнем лицу и пистолету, в котором не было ни одного патрона.