Читаем Это было на рассвете полностью

Поскольку он доложил, откуда родом, хотя я его и не спрашивал, то я, не желая показать свое деревенское происхождение, козырнул:

— Танкист из Йошкар-Олы.

— Выгребли из винного погреба шестерых пьяных гадов. У каждого в карманах напихано по четыре бутылки шнапса. Конвоировать их некому. А нам надо торопиться на разведку. Вот и решили напоить их до предела, чтобы не удрали. Другие подберут, — пояснил лейтенант.

— А если в расход? — проговорил Григорьев.

— Не велят.

Любопытничать времени не было. Предупредив, что через двор сидят гитлеровцы, мы со всех ног побежали дальше.

Командира полка нашли у танка, стоящего возле большого здания. В парадном подъезде дома находились Жибрик и Лукин. Вид у всех был озабоченным. Ермоленко докладывал о чем-то начальнику политотдела. Я лишь услышал: «Надо выбрать другой маршрут…»

В таком скверном настроении, как теперь, видел командира полка впервые. Он остался доволен, что мы быстро выполнили приказание. Его озадачило положение танков. К тому же оказалось, что по его танку ударил фаустник. К счастью, беды не причинил. Но тут же застрочил вражеский автомат — пуля прошила его фуражку, а командира танка Демидова ранило в правую руку.

— Фаустника-то поймали? — спросил я у механика-водителя танка Гарифа Мухамедшина.

— Трех наглецов выловили и нескольких, не пожелавших сдаться, автоматчики Ильина ухлопали.

— Где Демидов?

— В комнате на перевязке, — указал на дверь Гриша.

В наполненной ароматными запахами от различных одеколонов и духов комнате первого этажа наш полковой врач Андрей Евменьевич Урда с санитарами перевязывали раненых.

— Что с тобой, Ванюша? — спросил я у Демидова.

— Царапнуло мало-мальски.

— Ничего себе, царапнуло. Без медсанчасти не обойтись, — заметил Урда, протирая одеколоном руку Демидова. Одеколон и духи для санобработки принесли из парфюмерного магазина наши автоматчики.

Через несколько минут полковой разведчик Чаадаев доложил Ермоленко, что подбиты и сгорели танки лейтенанта Ивана Савельевича Иваненко и младшего лейтенанта Павла Александровича Борзых. Экипажи, за исключением нескольких человек, сгорели.

Наша атака по Саарландштрассе сорвалась. Не удалось пробиться по кратчайшему пути на Потсдамер-плац. Поэтому танки пошли в обход. Особенно тяжелый бой на пути к рейхстагу завязался за кварталы между Беллевюштрассе и Тепиц Уефом.

— Это, наверно, последний и самый мощный оборонительный узел, — проговорил наблюдавший с лестничной площадки за боем штурмового отряда полковник Жибрик.

Он был прав. Тут гитлеровцы соорудили несколько бетонных завалов, за которыми сосредоточили противотанковые орудия, танки. Завалы прикрывались большим количествам автоматчиков и гнездящимися на балконах домов фаустниками. Битва за этот узел обороны продолжалась почти сутки.

— Правый фланг продвинулся вперед, а что, если нашим разведчикам выйти в тыл за перекресток и ударить, — предложил подполковник Ермоленко начальнику политотдела Жибрику.

Предложение было принято. Ценою больших усилий, находчивости, по дворам, подвалам, каким-то подземным ходам, старший лейтенант Крылов повел своих разведчиков к вражескому опорному пункту. Дом, куда подкрались разведчики, оказался набитым фашистами. Неожиданное появление и дерзкие действия наших бойцов вызвали среди них панику. Начался настоящий огненный шквал — автоматная трескотня, взрывы гранат. Многие немцы стали прыгать из окон. Находящиеся на нижних этажах сумели скрыться, а прыгающие сверху оставались лежать на мостовой. Первой же автоматной очередью были срезаны находящиеся за завалом два пулеметных расчета.

— Иван Васильевич, с верхних этажей спрыгивают люди, — доложил Жибрику беспрерывно наблюдавший за перекрестком командир полка Ермоленко.

— Немцы или наши?

— Трудно разобраться, товарищ полковник, кто кого выкидывает.

— Действуют наши «смельчаки», — одновременно проговорили Жибрик и Ермоленко.

Впереди вспыхнула ракета. Дали залпы танки, и застрочили автоматы. Послышалось громкое: «Ура-а-а!»

— Друзья, слушайте внимательно, слушайте сердцем своим. Может быть, это последнее «ура» в этой кровавой битве, — трогательно проговорил полковник Жибрик.

Наши стрелки и автоматчики устремились к перекрестку улиц. Впереди бежал со своими разведчиками командир разведвзвода коммунист Иван Манчинов. Гитлеровцы заметались, стали шарахаться из стороны в сторону.

— Товарищ старший лейтенант, «пантера»! — крикнул один из разведчиков.

Машина стояла за завалами и была искусно замаскирована. Василий Крылов, схватив валяющийся фаустпатрон, выстрелом в упор сжег «пантеру», а автоматчики быстро завершили дело с ее экипажем и пехотой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии