Это Америка

— Мама, Павлик, вся моя дорогая семья! Это моя последняя ночь в Москве, в России, но я с вами не прощаюсь. Лилю с Лешкой я надеюсь увидеть скоро, но и вас, дорогие мои, я все равно еще увижу. Горько мне расставаться с тобой, мама, и с тобой, Павлик. Но мне не жалко расставаться с Россией. Я никогда не был патриотом — идиотом, любящим свою страну только за то, что в ней родился. У меня нет предрассудков такого рода. По — моему, любовь к стране должна основываться на уважении к ней, к ее истории, к ее общественному устройству. Но у России не было и нет ни достойной истории, ни человеческого устройства. Во мне накопилось много горечи и обиды на мою страну. Если я что русское люблю, так только русскую литературу и искусство. Недавно я ходил в последний раз на лыжах в Опалихе. Места там хорошие, настоящая русская природа. Я шел по лыжне и ясно почувствовал — и природу эту мне тоже не жалко покинуть. И я написал стихотворение:

Я не кинусь тебе на шею,
Не возьму с собой прах твой, Русь;
Покидаю и не жалею,
Никогда к тебе не вернусь.
Ни березки твои, ни раздолье
Не заманят меня назад,
Без тоски и сердечной боли
Я расстаться с тобою рад.
Не придет ко мне ностальгия,
Не заставит меня грустить.
Все мне чуждо в тебе, Россия,
Все мне хочется позабыть.

С минуту все молчали, а потом Павел тяжело вздохнул:

— Да, вот до чего нас довели — загнанный человек перестает любить свою страну.

Августа заплакала:

— Сыночек, это очень прочувствованные стихи, прекрасные. Я так люблю твои стихи, помню их наизусть, повторяю про себя. Неужели я никогда не услышу, как ты сам их читаешь?

Опять воцарилось подавленное молчание. Прервала его Лиля:

— Я тоже могла бы подписаться под этим отречением от России. Тебя высылают, и мы с Лешкой вынуждены бежать. Почему, за что? За то, что наши отцы и мы сами стремились помочь этой стране? Такую страну нельзя любить.

— А ты что думаешь? — Алеша повернулся к сыну.

Тот проворчал:

— А мне наплевать — березки или не березки. Уеду и забуду.

— Ты лучше расходуй свои плевки здесь, потому что там, в Америке, добивается успеха не тот, кто на все плюет, а тот, кто вкалывает, засучив рукава.

Лешка надулся, но промолчал.

* * *

В Шереметьево приехали на двух такси, рано, едва светало. Только вошли внутрь здания, как три мужские фигуры, одетые в одинаковые серые пальто, отделились от стены и пошли за ними.

— Мои хвосты, агенты, — сказал Алеша. — Один из них тот самый, который меня допрашивал. Они-то знают, куда меня отправят.

Мужчины молча стояли в отдалении, не спуская с Алеши глаз. С другой стороны к нему подошли два иностранных корреспондента. Алеша показал им на агентов. Один все же спросил:

— Вы знаете, куда вас высылают?

— Понятия не имею.

В это время зазвучал репродуктор:

— Объявляется посадка на самолет, вылетающий по маршруту Москва — Вена.

Августа заплакала:

— Сейчас тебя позовут…

Но никто к ним не подходил. Возле лестницы, ведущей на второй этаж, к пограничному пункту, зашевелилась густая толпа эмигрантов, послышались рыдания. Лиля смотрела на них — вот так должна будет улетать и она.

Потом опять услышали радио:

— Объявляется посадка на самолет, вылетающий по маршруту Москва — Прага.

От группы агентов отделились двое и подошли к Алеше:

— Прощайтесь с семьей и следуйте за нами.

Алеша расцеловался со своими, Августа подтолкнула его к Лиле:

— Последний поцелуй отдай жене.

В сопровождении двух агентов он поднялся на второй этаж, помахал рукой и скрылся из виду. Корреспонденты тихо наговаривали что-то в карманные магнитофоны.

* * *

Весь вечер Лиля ждала у телефона: может, Алеша позвонит? После полуночи наконец раздался звонок, и ясный голос Алеши сказал:

— Лиличка, дорогая!

— Алешенька, наконец-то! Я сижу у телефона и жду твоего звонка. Что у тебя?

— Пока все идет хорошо. Те двое отделились. Меня встретили чешские писатели — драматург Вацлав Гавел и Иржи Кризан, журналист Иржи Динстбир, все замечательные ребята. Они узнали о моей высылке от журналистов.

Оказывается, они перевели на чешский два моих стиха «Кулак России» и «Памяти Яна Палаха», которые я написал, когда подавили «Пражскую весну»[8]. Они приняли меня как своего.

5. Лиля увольняется с работы

Без Алеши квартира и жизнь опустели. Лиле все казалось, что вот — вот она услышит звук отпираемой двери и он появится на пороге. Она замирала на секунду, но… Теперь ей предстоял первый решительный шаг перед подачей документов на отъезд — увольнение с работы. Грустно и больно было уходить, но подача заявления на эмиграцию считалась почти предательством родины: устраивали общее собрание, осуждали и с позором снимали с работы. Чтобы не испытывать этого унижения, Лиля решила уволиться заранее и подготавливала свой уход в тайне.