Меч на камень упал. Эхо звонкое.
В небо взметнулись голодные вороны.
Не сегодня. Не завтра. Не скоро.
Путь придется продолжить сейчас.
Сталь потерпит, потерпят и вороны.
В ножны меч. В добрый путь. В добрый час.
И все таки да!
В порывах социальной бренности
Тошнотные потуги современности —
Сплошная суета.
Наверное, да…
В сакральных сказочных мечтаниях,
В глубинных пагубных желаниях —
Скупая тошнота.
И все таки нет!
В загубленных людских стремлениях,
В благих и темных настроениях —
Звучит ответ.
Наверное, нет…
В мучительных скупых метаниях,
Сомнение, шепча отчаянно —
Передает привет.
Как сморщенный овощ душа
За миг превратилась в старуху.
Руки в карманы, иду не спеша,
Шатаюсь, держусь, чтобы не рухнуть.
И я как в бреду, куда-то бреду —
Печальный раненный воин.
То в сторону счастья качнусь, то в беду…
Но разве могу я быть их достоин?
Небрежными жестами порвана грудь,
Волокна изодраны в клочья.
Теперь мне не выдохнуть и не вдохнуть
В щемящей тоске полуночной.
Кровавый башмак лежит в стороне,
Растоптано сердце с треском.
Глаза, утопая в надменной луне,
Печальным заполнены блеском.
И это когда-то наверно пройдет.
Пройдет как и все остальное.
Ну, а пока куда-то тихо бредет.
Печальный раненый воин.
Его сиятельство с утра внутри сияет,
В бреду размазывая свет по полотну.
А ночью темной волком судорожно лает
И то и дело подвывает на кровавую луну.
После бессонной кровожадной ночи
С лучами первыми весеннего утра
Он мажет полотно, махая кистью сочной,
Чтобы спалить труды свои в пылании костра.
В том пламени лихие бронзовые тучи
Разверзлись грозно в океане пустоты.
А там – Пикассо в пиджаке от Гуччи
В просторах розовых срезает синие цветы.
Там чудеса, там нервно курит Мураками,
Прокручивая в голове очередной сюжет.
Там очумелый Эйзенштейн дрожащими руками
Жестикулирует, давая оператору совет.
На третьем там Кругу брезгливый Асмодей
Довлеет над рабыней своей черной тушей.
А на втором – обдолбанный диджей
Заказывает в интернете суши.
В поту холодном пробуждается Творец
В пропахшем смрадом номере отеля в Амстердаме…
И тьма рассветная рождает вдруг венец
Его творений, пробужденных жизни драмой.
Ночной горшок давно уж полный,
Такой же полный как вечерняя луна.
А в белой рванной майке Сатана
Колбасится под ритм рок-н-рольный.
Свирепо в глотку заливается текила
И в песнях рвутся горловые связки.
Он дико залетает в раж без смазки,
Мечтая только, чтобы эта дурь его убила.
Но жизни в нем побольше, чем в тебе.
Он был всегда и вечно будет дальше
Отплясывать под бубна бой на фоне фальши
На зло и богу, и природе, и судьбе.
ЭТЮДЫ СОВРЕМЕННИКА
Будни в кофейне. Утром лучистым
Руками из плеч смуглый бариста
Варит черный за двести и с пенкой за триста.
Один – сыну министра, второй – трактористу.
Бариста с принципами нон-конформиста
Отличит консерватора от лейбориста,
Состоит в сообществе толкинистов,
Раскусит и либерала и коммуниста.
Подтянутый, стройный, плечистый,
Начитанный, мудрый, со взглядом игристым,
Работал учителем и трубочистом,
Когда-то был дворником и машинистом.
Он против войны и за пацифистов,
Ум его чист, характер – неистов.
Но он лишь бариста… Обычный бариста.
Мечтатель в образе всадника-идеалиста.
Пускай этот мир порою говнистый.
Пускай от ударов из глаз летят искры.
Вдыхает ноздрями он кофе зернистый
И знает, что мир пропадет без такого бариста.
Январь… На диком каменистом берегу
измученные волны лижут гальку.
Здесь год один накладывает кальку
на год другой. И лишь в моем мозгу
бурлит водоворот негодований…
Ошибки прошлого пошли на рецидив,
смешавшись в общий мысленный архив,
в коктейль из бесконечных оправданий.
Снежинка, увлекаемая притяженьем,
проделав в воздухе недурное сальтО,
ложится на верблюжее пальто.
И умирает… Что за самовыраженье!
Что за подача! Что за оформление!
Какой изысканный и кратковременный визит,
Какой осознанный, прекрасный суицид…
Природы повседневное явленье.
Январь. Очередной. Привычный. Надоевший.
И вроде первый, но уже сорок второй.
И вроде далеки еще инфаркт и геморрой
Но глаз уже не тот и волос поседевший.
И вот на диком каменистом берегу
Меня опять волнует поднятый вопрос:
Дорос ли я до той снежинки или не дорос?
Могу ли я шагнуть вперед иль все же не могу?
Ну, что ж, прощай Цивилизация!
С гипсокартоновой дубиной на плоту,
Пройдя все прелести химической кастрации,
Мы дружно отплываем в пустоту.
А в небе расцветают фейерверки
Под шум оваций в карантинной тиши.
Плывут силовики, врачи и клерки,
Плывут веганы, казаки и алкаши.
Добро пожаловать в режим неуязвимости!
В режим оборванных, раздолбанных дорог.
В режим непогашаемой судимости,
Который охраняет наш бессмертный полк.
В круговороте драматичного веселья
Едва видна расплывчатая суть:
Наш плот идет от пристани с одной лишь целью —
Заплыть поглубже, чтобы потонуть.
Апрель, скажи, ты шибанутый?