Этюды о моде и стиле

У Феро я так и не поработал. Мы не сошлись в цене. Но встречу эту с его домом, которая имела продолжение, я запомнил навсегда. В 1985 году я выпустил свой первый спектакль вне Франции — «Дикий мед» по чеховскому «Платонову» в Национальном театре Исландии, в Рейкьявике. Именно там, в Исландии, я узнал о ближайшей сотруднице «Дома Феро», исландке Хельге Бьёрнсон, ведущей его стилистке в течение двадцати лет. Хельга Бьёрнсон для Исландии, население которой всего 250 тысяч человек, была незаходящей звездой на модном небосклоне. Тот факт, что она так долго и так успешно создавала модели и аксессуары для Дома Луи Феро, приводил исландцев в языческий трепет и наполнял их невообразимой гордостью. Неудивительно, что вещи от «Луи Феро» продавались в самом роскошном бутике Рейкьявика, ведь в них было нечто свое, исландское, кровное. Никто в Исландии тогда не мог тягаться славой с Хельгой. Именно в Национальном театре Исландии, уже в 1988 году, когда я создавал костюмы к опере Оффенбаха «Сказки Гофмана», я и познакомился с Хельгой Бьёрнсон, стилисткой Дома Луи Феро. Ранее она искала контакт лишь с моим ассистентом, Патриком Левеком, шившим для меня в Париже и Техасе. Она расспрашивала его о секретах театральных костюмов, которые мы, увы, по телефону не разглашали. Хельге были поручены костюмы к «Мизантропу» Мольера. Решенные в духе комедии дель арте, они поразили меня ее собственным отождествлением со стилем Луи Феро. Более «Феро», чем Хельга, придумать было нельзя. Аппликации, выкладки шнуром, блестящие поверхности — они были модой, но не театром, подиумом, а не сценой.

Феро отошел от дел в 1995 году, после того как у него обнаружилась болезнь Альцгеймера. Делами дома стали руководить его единственная дочь Кики, жена Зизи и коллеги.

Луи Феро скончался у себя дома в Париже 28 декабря 1999 года в возрасте 79 лет.

Переливчатый талант Джанни Версаче

Он прожил бурную, стремительную жизнь, и еще при жизни его называли гением моды XX века.

Смерть от руки убийцы подстерегла Джанни у ворот его собственной флоридской виллы 15 июля 1997 года. В этот день трагически оборвалась жизнь художника, с именем которого так тесно связана итальянская и мировая мода последней четверти ушедшего тысячелетия. Настоящий художник византийских страстей, Джанни Версаче за короткое время добился того, чего иные творцы моды не бывают способны сделать за всю жизнь. Его пример стал легендой. Его имя — символ огромной империи моды и красоты, а талант — переливчатый, словно отблески венецианской мозаики на стенах собора Святого Марка.

Сын провинциальной портнихи Франчески из Реджио ди Калабрия, Джанни Версаче родился в 1946 году и получил первые уроки шитья от своей матери. В возрасте 23 лет он отправился ночным поездом в Милан для работы в мире моды, а в 1978 году создал свою первую коллекцию прет-а-порте. Восьмидесятые годы, с их страстью к экзальтированному шику, вуайеризму и сногсшибательному блеску стали той благодатной почвой, на которой произросло и получило мировое признание творчество Джанни Версаче.

Империя Версаче ко дню смерти своего короля владела в разных странах мира триста одним бутиком его имени и капиталом, исчислявшимся 900 миллионами долларов. Лучшие манекенщицы Вселенной: Наоми Кэмпбелл, Линда Евангелиста, Клаудиа Шиффер, Надя Ауэрман — снимались в его рекламах и дефилировали на его показах. Звезды мирового шоу-бизнеса — Мадонна, Принц, Стинг и Элтон Джон были в числе его близких друзей. Быть рядом с Версаче, носить платье его марки, аксессуар с его именем считалось пределом мечтаний, символом высшего статуса в обществе. Никогда не скрывавший своих сексуальных привязанностей, Джанни Версаче сделал эротизм нормой современной моды. Соблазн — не греховным, а почти духовным действом человеческого общества. Его страсть к коже, золоту, ярчайшим сочетаниям провоцировала глаз, ставила под сомнение благочестие и создала особый вид «сексуального гламура». В России его тоже обожали. Стиль Версаче, узнаваемый издалека, пришелся как раз по вкусу новому поколению денежных русских, так как в большой степени его венецианско-византийский вкус в какой-то мере перекликался с красками и величием русского имперского стиля. По-своему — восточного, по-особенному — царского.