Этюд в сиреневых тонах

Нас пригласила к себе в гости Арина, бывшая папина помощница. Она давно перебралась в Италию, и вот, наконец, после долгой разлуки мы встретимся. Арина с сыном и старшей дочерью приедут немного позже.

Губы Севера снова накрыли мои, заставляя забыть обо всем на свете, и я, подхваченная волной нежности, сквозившей в каждом его прикосновении, растворилась в своих ощущениях. После того, что нам пришлось пережить, мы смотрели на обыденные для всех вещи совершенно иначе. Даже наши объятия больше напоминали тиски. Над нами подтрунивала вся семья, но не обидно, так как все понимали, через что пришлось нам пройти.

— Люблю тебя, — шепнула в любимые губы, смотря, как туманится взор карих глаз.

— А я… больше, гораздо больше, — улыбнулся Северин, касаясь губами моих век. — Саш, чтобы ни случилось…

Договорить он не успел — раздался звонок домофона, отрывая нас друг от друга. Я едва ли не вприпрыжку готова была бежать встречать подругу. Даже выветрились слова мужа о том, что… кстати, что он там хотел сказать?

Мы вырвались в Тоскану всего на несколько недель, пока у Севера был отпуск, а у меня только-только закончилась очередная выставка. Все вдруг решили, что работы талантливой петербургской художницы, восходящей звезды в живописи, нужны, как воздух. Север даже смеялся, что скоро меня не сможет найти среди написанных картин.

— Идем, — потянул за руку муж, обнимая второй рукой за талию. Правда, из-за живота это было сложновато, но он справился. Все время забываю, что стала его любимой «игрушкой», которую он постоянно тискает и обнимает, боясь выпустить хоть на секунду.

Я увидела темноволосую голову Арины, которая только входила на широкий двор террасы. Помахала ей издалека рукой, заметив какую-то заминку за ее спиной. В ту сторону уже поспешил Анатолий, который тоже приехал, жаль один — Лиза не смогла вырваться, у нее начинались вступительные экзамены, где она числилась членом приемной комиссии. Да, моя подруга и бывшая сокурсница осталась преподавать в том же университете, где мы учились.

— Арина, — я буквально подлетела к подруге, вернее, подползла как черепаха, так как двигаться с таким ценным грузом впереди, мне было сложновато. Женщина вела за руку темноволосого голубоглазого мальчика, который был всего на пару месяцев старше нашего Георгия. Малыш Нико шагнул навстречу нашему сыну, с интересом что-то лопоча по-итальянски. Конечно, живое общение гораздо интереснее виртуального, которым иногда баловали их мамы.

Я не сразу обратила внимание, отвлекшись на общение с подругой, которая обнимала меня, восхищаясь моей «красотой, которую только подчеркнула беременность», и пропустила тот момент, когда вокруг воцарилась тишина. Я замерла, глядя на Арину, которая улыбалась с легкой грустью, а затем перевела взгляд на шагавшую к нам старшую дочь Арины.

Она катила впереди себя инвалидное кресло, с сидящим в нем худощавым мужчиной. Рука мгновенно задрожала в поисках опоры, а ноги отказались держать меня. Кто-то подхватил, не давая упасть, а я все смотрела на лицо мужчины и думала — это сон. Этого просто не могло быть.

— Иди, он тоже долго ждал этой встречи, — шепнула мне на ухо подруга, легонько подталкивая нас с Севером в нужном направлении.

Я сделала робкий шаг, но тут же оглянулась на Арину, встречая ее спокойный взгляд. Затем посмотрела на Севера, который будто чего-то от меня ждал, но… был еще один человек, которого я тут же нашла взглядом. Влад.

— Почему? Почему он не сказал, ведь…, — мой голос звучал потерянно, как и я себя чувствовала. — Почему Влад промолчал? Почему… и откуда…

В голове гудело, словно там обосновался рой пчел, а я никак не могла понять, кто же тогда стал донором для моего любимого мужчины?

— Саш, разве все это сейчас важно? — твердым голосом спросил супруг, заглядывая мне в глаза. — Разве так важно, как это случилось? Важнее, что у тебя есть возможность сказать ему то, что ты давно хочешь. Сказать самое главное, — он нежно провел по моей щеке пальцем, стирая предательские дорожки из слез. — Иди, любимая, скажи папе, что ты давно держишь в себе…

Я кивнула, ладонью стирая слезы. Дрогнули губы, складываясь в улыбку — он прав. Сейчас важнее, что я могу сказать ему, как…

— Папа! Папочка! — я склонилась к родному человеку, целуя впалые щеки и прижимая осторожно его голову к своей груди. Отец плакал, как ребенок, обнимая меня худыми руками. Ранение, полученное в тот трагический день, оставило свои следы. Папа стал инвалидом, прикованным к креслу. Но он был жив!

— Саша, птичка моя! — проскрипел он, вытирая набежавшие слезы рукавом. — Прости, дочка…

— Папочка! — я опустилась перед ним на колени, утыкаясь лбом в его ноги. — Ты жив! Любимый мой, родной! Спасибо тебе за все!

Конец