Эти настоящие парни

…В августе 1950 года я поднялся в самолет, чтобы в последний раз совершить парашютный прыжок. Естественно, подходя к раскрытой двери фюзеляжа, я не знал, что бездна разверзнется подо мной, чтобы уж больше никогда не поражать меня своей необыкновенной красотой. Знал я только одно: по приказу командования корпусом я направляюсь в Москву на полугодичные курсы авиационной медицины.

Кто мог знать тогда, что я в последний раз видел одноэтажные казармы, наши офицерские дома, наш клуб. Наш городок…

…А он в это время продолжал играть. И слава его росла с каждым выходом на футбольное поле или хоккейную площадку. Боброва любили. Боброву поклонялись. Боброву завидовали. А я просто хотел видеть своего друга детства. Увидеть и обнять своего Бобра. Ведь столько лет разлуки. И каких лет! Какой он сейчас? Здорово ли изменился? Что сделали с ним слава и время? Но каким бы он ни стал, я непременно должен был его увидеть. Чтобы убедиться, что он по-прежнему наш, сестрорецкий.

Когда поднимался по лестнице в большом доме на Соколе, где он тогда жил, конечно, волновался. И вдруг это «Алик!», в котором все: память, дружба, верность.

Мы жадно обшаривали друг друга глазами, подмечая малейшие черточки, малейшие морщинки. Как здорово, как неузнаваемо он изменился с той последней нашей встречи на ступеньках Финляндского вокзала в сентябре 41-го! Красивый, крепкий, уверенный в себе. Мы пристально всматривались в глаза друг друга, пока из-под новых наслоений не стало проступать наше прежнее, неистребимо сидящее в нас «я». И только тогда пришло узнавание.

– Где ты? Чем занимаешься?

– Служу.

– Где?

– На Дальнем Востоке.

– Занесла же тебя нелегкая.

– А что делать? С сорок третьего в десантных войсках.

– Чем занимаешься?

– Врач-экспериментатор по парашютным прыжкам. Всеволод вскочил со стула:

– Так это же то, что нам нужно! Это же авиационная медицина. Она очень близка к спортивной. Слушай, ты нам вот как нужен. Понимаешь, в команде ВВС нет сейчас врача. Ты – это то, что надо. Врач. Да еще сам в футбол и хоккей играл. Занимался авиационной медициной, а значит, имел касательство к спортивной медицине. Нет, я тебя живым не выпущу.

Я рассмеялся:

– Чудак-человек, я же служу.

– Понимаю.

Сева на минуту задумался:

– Подумаем, Алик. Я пожал плечами.

Это был зенит его славы. Он был кумиром и гордостью нашего спорта. Он мог многое. Он мог все…

Через несколько дней я вылетел с футболистами ВВС на первый в своей жизни спортивный сбор.

Так начался для меня путь в спортивную медицину, путь в ЦСКА…

…Возможно, рассказ об этой встрече представлял бы интерес лишь для самого автора, если бы в неожиданном предложении Боброва не отразились бы нотки нового времени, нового этапа в развитии советского спорта. В тот день в квартире Боброва ни он, ни я еще не отдавали себе полного отчета в том, что увеличение команды ВВС на одну единицу должно было стать преддверием новой эпохи и в развитии спорта, и в развитии медицины. Я уже упоминал о том, что спортивной медицине лишь предстояло заявить о себе в полный голос. Но в начале пятидесятых годов «постановка голоса» уже началась успешными исследованиями академика Н. Н. Приорова и группы его ближайших сотрудников.

И если Бобров столь успешно сыграл в Хельсинки в матче с югославами, то как раз потому, что ему пришлось на самом себе познать первые успехи спортивной медицины. Это будет спустя всего два года после моего прихода в команду ВВС в качестве спортивного врача. А пока…

Прекрасно помню первое впечатление, связанное с приходом в команду. Самое первое.

Ощущение соприкосновения. Нет, не сопричастности, а именно соприкосновения с тем, что в те годы воспринималось как нечто недоступное, овеянное сплошными успехами и славой. Потому что каждый из тех, кто здоровался с новым доктором, был на виду у всех. В наши годы не только болельщики – буквально все знали героев кожаного мяча.

До войны и после войны стадион «Динамо» выдерживал осаду многотысячных зрителей. Автобусы и машины выстраивались вдоль аллей Петровского парка на километры. А после матча до позднего вечера не умолкали у метро страстные споры, и имена игроков произносились разве что не нараспев. От уважения. От наслаждения. От удовольствия.

Под эмблемой ВВС было собрано лучшее из того, что составляло гордость советского спорта. Что стоили, допустим, такие имена, как имя вратаря ВВС Анатолия Акимова, центрального защитника Константина Крижевского, полузащитника Николая Морозова, экспансивного одессита Виктора Метельского, Виктора Федорова и Анатолия Викторова, Сергея Коршунова и Евгения Бабича, Виктора Шувалова и Григория Мкртычяна. Это было созвездие нашего послевоенного футбола и хоккея. Цвет нашего спорта. И в этом созвездии звездой первой величины сияла слава Всеволода Боброва.