И через две минуты я уже лежала на специальной высокой кушетке в перевязочной, а моей рукой занимались те, кому по должности положено.
Ранение оказалось не таким уже и тяжелым, пуля прошла навылет, не задев кость. Чего нельзя было сказать об артерии – отсюда и кровавые кружева.
Все зашили, все починили, а потом мне переливали кровь. И не запасную донорскую, а практически из вены в вену.
Кровь Мартина.
Да, вот такое вот совпадение – мы с ним не только родились в один день, но кровь у нас была одинаковая: и группа, и резус.
Монику отнесли в ее отделение, куда срочно был вызван профессор Ираклий.
С Павлом бригада хирургов – к вызванным Мартином вскоре присоединились очухавшиеся врачи клиники – возилась часа четыре. Потом мы узнали, что его сердце дважды останавливалось, но уйти Павлу не дали.
Хотя был момент, когда показалось – все, не получилось. Пациент уходил, уходил прямо на операционном столе. Несмотря на то, что пулю удалось благополучно извлечь и ювелирно соединить-сшить все сосуды, вены, ткани…
Но нужна была кровь. Очень много крови. И очень редкой крови – четвертая группа, резус отрицательный.
Практически весь запас донорской был израсходован во время и после первой операции Павла, когда нас только привезли. Осталось совсем немного, а пополнить запас не успели. И подвезти из другой больницы тоже не успевали…
В общем, Павел умирал…
А потом появился вызванный Дворкиным Кульчицкий. Как позже мне рассказывали, Венцеслав ворвался в клинику в ночной пижаме и тапках. Что для перфекциониста и эстета пана Кульчицкого раньше было немыслимо.
Но похоже, Венцеслав действительно привязался к своему странному сыну…
А еще у него оказалась та же группа крови, что и у Павла.
И наш Арлекино выкарабкался!
И только тогда триумвират Пименов-Климко-Кульчицкий вплотную занялись расследованием случившегося.
Были собраны и допрошены все, кто находился в эту ночь в клинике. Весь персонал, конечно, – больные толком ничего и не поняли, а некоторые вообще все проспали.
А вот персонал, весь, включая охрану, сторожей, нянечек, медсестер и врачей, подвергся странной ментальной атаке. Или воздействию неизвестного психотропного оружия – разобраться в природе явления было сложно.
Да и само явление казалось каким-то бредом, наваждением, дурным сном.
Больше всего похожим на массовый гипноз.
Ну, допустим, всякие там Кашпировские и иже с ними занимались чем-то подобным, но во-первых, там люди собирались в одном зале, кучненько, так сказать, да и не на всех действовало.
Здесь же – мало того, что атака шла выборочно, так ведь еще и «накрыло» всех и сразу. Где бы выбранные люди ни находились.
А некоторых превратило в марионеток. В частности – двух секьюрити. Дежурившего у палаты Моники и моего.
И если бы Монике не вздумалось срочно поговорить со мной об Арлекино…
Ее точно уже не было бы в живых. Потому что ее охранник в тот момент, когда девушка была у меня, вошел в палату и расстрелял «спящую подопечную». Вернее, он думал, что спящую – Моника сделала удачную копию себя, и парик сыграл немаловажную роль.
А поскольку его пистолет был, само собой, без глушителя, от грохота выстрелов проснулись пациенты соседних палат. Которым Элеонора – так, на всякий случай – дала номер своего мобильного телефона. Ведь ее девочка была психически неустойчива и всякое могло произойти.
Всякое и произошло. И кто-то позвонил Элеоноре. Та разбудила мужа, Игорь Дмитриевич начал вызванивать своих бойцов, дежуривших в клинике, – никто не отвечал. Врачи – тоже.
Климко понял – происходит что-то неладное, и созвонился с Мартином. А потом рванул в клинику сам, попросив Элеонору связаться со мной.
Кстати, охранники вышли из ступора вместе со всеми. И тоже ничего не помнили о происходившем.
Тот, что едва не убил Павла и ранил меня, правда, говорил, что вроде слышал в голове чужой голос. Но что говорил этот голос и что он сам творил – несчастный парень не помнил.
Именно несчастный – узнав, что он наделал, бедняга едва не свихнулся.
В общем, понять удалось только одно – все было затеяно ради устранения нас с Моникой.
Единственных живых свидетелей обвинения в деле Сигизмунда Кульчицкого…
Глава 14
Конечно же, первым делом выяснили – на месте ли наш душка Гизмо, не исчез ли, не прошел сквозь стены?
Как ни странно, он был на месте. Хотя казалось бы – что стоило его неведомым союзникам (а в совпадения уже никто не верил) предпринять атаку не на клинику, а на СИЗО? Отключить всю охрану и спокойненько вывести Сигизмунда на волю.
Так думала я.
Но Мартин, уставший, вымотанный, перепачканный моей кровью Мартин, категорически отказывавшийся поехать отдохнуть, думал иначе.
– Понимаешь, Варя, – он откинулся на спинку стула и задумчиво посмотрел в окно, – одно дело – просто сбежать и потом всю жизнь скрываться. И совсем иное – выйти на свободу в связи с недостаточностью улик, к примеру. Ведь все обвинение строится на показаниях Моники и твоих.
– А Павел? Он ведь тоже там был, и Гизмо ранил его!