Эта жизнь неисправима

- Или сначала нужно провести через худсовет? - подумала она вслух.

- Диночка, вам виднее, - сказал я, - Гога - за, вы - тоже... Всем ясно, что театр ему задолжал...

- Нужно выяснить порядок, - рассудительно сказала Дина. - Может быть, в этом случае лучше прозвучит письмо от общественности?..

- И это красиво! - сказал я. - Сделать черновичок?.. Или вы сами?..

- Сделайте на всякий случай, - покровительственно сказала Дина. - Главное - выяснить порядок...

Черновичок сохранился. В нем вкратце излагалась история вопроса, упоминался зав. кульсектором БДТ Сергей Абашидзе с его приоритетным предложением и то, какую решающую организационную, творческую и нравственную роль сыграл А. А. Блок в жизни Большого драматического театра. Главным же аргументом был, как вы понимаете, блоковский юбилей и то обстоятельство, что именно в наше счастливое время в театре возникла реально действующая Малая сцена, со своим репертуаром и зрителем, расширившая диапазон художественной работы АБДТ имени М. Горького.

В подписанты черновичок намечал от театра Г. А. Товстоногова и К. Ю. Лаврова, а от общественности - персека Ленинградского отряда советских писателей А. Н. Чепурова и видных блоковедов.

Р. был убежден, что дело сладится.

Но неожиданно Гога и Дина стали уходить от темы, и однажды, встретившись у расписания с Лавровым, Р. догадался задать вопрос ему:

- Кира, - сказал он, - тут была идея назвать Малую сцену именем Блока, вы обсуждали ее на худсовете?..

Кирилл молчал, думая, как ответить.

Тогда Р. добавил:

- Блок сделал для этого театра не меньше Горького, мягко говоря...

- Не знаю, Володя, - сказал Кирилл. - Я не вижу в этом смысла...

Проглотив информацию, Р. сказал:

- Жаль.

Ну что тут поделаешь? Все естественно. Лавров имел полное право думать не так, как Р., и видеть смысл в том, что для Р. смысла не имело.

И если Гоге и худсовету пришлось выбирать между тем, что видится Р., и тем, что видится Л., вполне понятно, что, в конце концов, все приняли сторону Л.

Хотя сперва Гоге показалось, что это "очень хорошая мысль", и он готов был ее реализовать.

Накануне сдачи спектакля худсовету театра, по пути на Малую сцену Гога отозвал Р. в сторонку, чтобы конфиденциально напомнить о характерности и все-таки вымарать последнюю перед "Календами" сцену Бертрана и Гаэтана.

- Мы выиграем, если заранее не будем подавать Гаэтана, понимаете? Тем сильнее будет удар, когда он читает свою главную песню... Поверьте мне, Володя, я чувствую в этом месте вялость, и ее нужно убрать...

И тут Р. сказал:

- Хорошо, Георгий Александрович.

Чуть помедлив, Гога повторил:

- Понимаете, есть ощущение, что "Майские календы" нужно начинать раньше... И Заблудовский от этого выиграет...

Р. сказал:

- Георгий Александрович, я уже согласился, что вы меня убеждаете?

Он сказал:

- Я себя убеждаю...

И пошел в зал.

Что-то мешало артисту Р., и он не понимал что.

Кажется, подчиняясь Гогиным убеждениям, он утрачивал власть над собой. На время - но утрачивал.

Ему казалось, что Гога то и делал, что всей силой своего дарования лишал Р. собственной воли. Отчасти, но лишал.

А завтра был худсовет.

Императорский библиотекарь

В "Амадее" Питера Шеффера Грише Гаю досталась невеликая роль императорского библиотекаря Ван Свитена.

Костюмы к спектаклю сочинил Эдик Кочергин, а помогала их делать Инна Габай. На атлас или парчу нашивалась крашеная гардинная сетка. А красить ее нужно было по чутью: похолоднее или потеплее, и выходило необыкновенно красиво...

Гришин камзол шили в театрально-постановочном комбинате из сиреневой парчи, перекрывая ее лиловой гардинкой; на штаны пошел сиреневый блестящий атлас; туфли были замшевые и тоже сиреневые, с бутафорской сиреневой пряжкой, ну и, конечно, белоснежная рубашка с жабо. Прибавив сюда белые обтягивающие чулки и напудренный парик, получим общую картинку...

Но, надевая дворцовый камзол и сиреневые штаны, натягивая чулки и башмаки, Гриша уже не мог отвлечься от своих собственных проблем. Он думал о старшей дочери, уехавшей навсегда в страну Израиль, и о судьбе потерянного внука. Ему казалось, что он должен спасти жену, обманутую немецким дельцом, и младшую дочь Настеньку, которая забывает русский язык...

И о ком бы из своих он ни думал, жизнь поворачивалась так, что только тверди да тверди самому себе фразу из любимой роли в "Фиесте" Хемингуэя: "Не падай духом, никогда не падай духом..."

И снова промах, накладка... Странности.

Обо всех случаях докладывали Гоге, и Гога стал его избегать.

Многие ярились, не понимая, в чем дело, а это подступала болезнь...

А ведь он помнил времена, когда они с Гогой были очень близки, потому что приехали из Москвы строить новый Ленком настоящими единомышленниками и друзьями.

Однако, приняв БДТ, Георгий Александрович не тотчас позвал за собой Гая, а когда все-таки позвал или принял в расчет Гришино стремление, то уже на вторые, а не первые роли, о чем, судя по некоторым свидетельствам, его и предупредил. То есть речь шла об укреплении вторых ролей в БДТ артистом первого положения из Ленкома, и ему самому предстояло решить, согласен он на новые условия или нет.