Естественные эксперименты в истории

Маркизские острова, лежащие между семью и десятью градусами к югу от экватора, располагаются в зоне влажного тропического климата, который (в отличие от субтропического климата Мангаиа) отлично подходит для выращивания корневых, клубневых и древесных культур, завезенных первыми переселенцами с их тропической родины в Западной Полинезии. Однако холодное течение Гумбольдта, идущее с юго-востока на северо-запад мимо десяти крупных островов архипелага, препятствует росту кораллов. Эта особенность в сочетании с большой глубиной в прибрежной зоне помешала образованию обширных коралловых атоллов, за исключением нескольких совсем небольших прибрежных барьерных рифов (таких как Анахо и Ха’атуатуа на острове Нуку-Хива). Поэтому Маркизские острова славятся разнообразием своей береговой линии: множество глубоких заливов, обрамленных утесами и скалистыми мысами; внутренние районы вулканических островов также сильно изрезаны долинами, большинство из которых рассечено устьями никогда не пересыхающих потоков. Площадь Эиао, самого маленького из постоянно обитаемых островов, составляет примерно 52 км² (что равно площади Мангаиа), а крупнейший остров архипелага, Нуку-Хива, раскинулся на 325 км². Площадь земель архипелага, пригодных для жизни и сельского хозяйства, в целом на порядок больше, чем площадь острова Мангаиа. Однако природные условия Маркизских островов тоже создают определенные трудности для устойчивого развития хозяйства; особенно это касается периодически наступающей засухи[42]. Засушливые годы часто приводили к гибели урожая хлебного дерева и, как результат, к голоду. Чтобы компенсировать влияние этого бедствия, на Маркизах разработаны особые методы хранения продуктов, но эффективность этих методов резко падает, если засуха длится более одного года.

Социальная, экономическая и политическая организация Маркизских островов на момент контакта с европейцами (который произошел раньше, чем в других областях Полинезии, — во время первой испанской экспедиции под предводительством Менданьи в 1595 году) была подробно описана этнографами, например Эдвардом С. К. Хэнди, и историками с антропологической подготовкой, такими как Николас Томас и Грег Денинг[43]. Максимальная численность местного населения до опустошения, которое произвели на острове завезенные европейцами болезни, была и остается предметом дискуссии, но, на мой взгляд, она составляла не менее 50 000 человек и вполне могла достигать сотни тысяч. Однако никакого политического единства в масштабах архипелага не существовало, и даже отдельные крупные острова, как правило, были разделены на независимые и постоянно воюющие друг с другом политические общности. Лишь остров Уа-Пу, по-видимому, был в той или иной степени объединен под властью одного вождя.

Основной социальной единицей, вокруг которой строилось позднее доконтактное маркизское общество, было племя (tribe), как его называл Хэнди, — родственная группа, прослеживающая свое происхождение от общего предка-прародителя[44]. Местный термин для обозначения этой социальной группы, mata’eina’a, представляет собой маркизский вариант протополинезийского слова *kainanga, которое, как мы уже видели ранее, можно возвести к ППО[45]. Одна или несколько mata’eina’a, занимающие крупную долину (и, возможно, смежные с ней небольшие долины), образовывали маркизскую социальную единицу. Примечательно, что исходный протополинезийский термин *kaainga, отсылающий к групповому дому и его собственности, хоть и сохранился в маркизском словаре в виде слова aika, но выражал лишь обобщенную идею «земли» или «имущества», утратив свое первичное значение социальной группы. Такое изменение в семантике указывает на значительные общественные сдвиги и имеет параллели в гавайском языке, о чем мы поговорим ниже.