Есть время жить

Так что, обучая других, она училась и сама, незаметно поняв и осмыслив очень многое. Еще полгода назад она боролась бы до конца, как бы это не было безнадежно, но сейчас она выжидала. Увы, случая так и не представилось, поэтому ей оставалось только стиснуть зубы и терпеть хамские шуточки и лапанье одного из конвоиров. Второй конвоир и оба мага, которые ее сопровождали, а также те двое, что тащили сзади бесчувственное тело Адриса, вели себя куда более сдержано, или, скорее, осторожно – видать, слова насчет Корбина достигли цели, а может, просто совесть еще не пропили. Ну, те, которые Адриса волокли, возможно, и по другой причине молчали – он все же здоровый лось, они аж упарились, а вот трое других явно начали что-то соображать, вот и осторожничали. Правда, и помешать своему товарищу они не пытались, что не добавляло Джурайе симпатии по отношению к ним. Хотя, если честно, она даже не ожидала от себя, что будет наслаждаться фактом того, что знает их дальнейшую судьбу. Уж кто-кто, а она-то знала точно, что Корбин жив, здоров, и очень скоро явится, чтобы поговорить с этими дятлами за жизнь. Не из великой любви к ней, хотя это все же немножечко обидно, а просто чтобы другим неповадно было поднимать руку на его, Корбина, друзей. Интересно, он их просто убьет, или придумает что-нибудь особо интересное? А то ведь с него станется, опыт у него богатый, фантазией графа Единый тоже не обделил, а хороший враг – мертвый враг, Корбин повторял это с достойным лучшего применения занудством. Так что конкретно этих вот шестерых можно было считать уже мертвыми, что она им и сказала, когда ее приволокли в дворцовую тюрьму. Ну и врезала тому, который ее лапал, сапогом по гениталиям – все равно сделать что-нибудь более серьезное шанса ей так и не дали.

Пока увечный с непонятным мычанием, которое означало, очевидно, его крайнюю неудовлетворенность ситуацией, корчился у стены, его товарищи ловко закинули Джурайю в камеру, и уже там, внутри, освободили ее руки от кандалов. Правда, никакой разницы она не почувствовала, разве что руками могла теперь двигать немного свободнее. А вот магия не вернулась – стены камеры гасили ее наглухо, отрезая Джурайю от внешних источников, и почти моментально, как она ни сопротивлялась, высосав ее резерв. Кто бы ни строил эту камеру, он явно знал, что делал. Вряд ли девушку обрадовал бы тот факт, что создавал тюрьму для магов лично Корнелиус, но она, к счастью для своих и его нервов, этого не знала.

Правда, даже лишенная магии девушка все же попыталась взбрыкнуть напоследок, однако второй солдат к ее рукомашеству и дрыгоножеству был готов, и ловко засветил Джурайе кулаком в лоб, заставив глаза собраться в кучку и отправив девушку отдохнуть на пару минут. Пока она с трудом приходила в себя, ее аккуратно усадили у стены, внесли туда же, в камеру, Адриса, без лишних церемонии бросили его лицом вниз, и вышли. С металлическим лязгом провернулся ключ в замке, и только сапоги простучали по лестнице.

Голова кружилась, но Джурайя все-таки смогла встать на четвереньки и буквально подползти к Адрису. Света, проникающего через зарешеченное окошко в двери, было достаточно, чтобы понять – лицом вниз его бросили не просто так. В спине парня торчало шесть арбалетных болтов, которые никто не удосужился вытащить, и, брось его солдаты на спину, они бы вошли глубже в тело, пробив его, наверное, насквозь. Чудо, что Адрис еще дышал, хотя на губах его пузырилась кровавая пена, а она, Джурайя, лишенная магии, ничем не могла ему помочь.

Будто в ответ на ее мысли, парень внезапно открыл глаза, и на его лице появилась полуулыбка-полугримаса. Джурайя никогда не думала, что можно так страшно улыбаться – даже у Корбина получалось иначе. Сейчас же на нее глядели абсолютно черные провалы глаз с красными точками зрачков – будто угольки тлели. Лицо сжалось, сморщилось, цвет кожи было не рассмотреть, но скажи кто-нибудь, что он землисто-серый – и Джурайя поверила бы безоговорочно. Между тем растрескавшиеся губы парня зашевелились, и Джурайя с трудом, но расслышала хриплый, булькающий шепот:

– Ушли?

Джурайя только кивнула. Встать и подойти к двери, чтобы заглянуть через окно в коридор, она не могла – голова кружилась все сильнее. Адрис, очевидно, понял это:

– Отвернись. Зрелище будет… неприятное…