Есть такой фронт

Расскажи, друг, грядущим поколениям, почему мы, сыновья и дочери украинского народа, от деда-прадеда пахари и строители, влюбленные в труд и песню, вынуждены были взяться за оружие даже тогда, когда лютый враг был растоптан в своей собственной берлоге и на Красной площади в Москве, к ногам победителей упали знамена разбитых фашистских полчищ. В нас, комсомольцев второй половины сороковых годов, целились враги с чердаков кулацких хат, лесных тайников, колоколен церквей, целились в то время, когда над миром поднимали зеленые паруса первые послевоенные весны, когда буйно цвели сады, а в рощах влюбленно заливались соловьи.

В песню любви целились бандеровские головорезы.

Барвинок не вытолочь, не искоренить потому, что он стелется низко, каждым листочком, стебельком своим врос в родную землю. Барвинок не гнется, а только шелестит на ветру; не боится грозовых ливней; его зелень не подвластна даже лютым морозам…

Расскажи, товарищ-друг, тем, кто не умеет или не хочет находить романтику в буднях, о барвинковой юности — о комсомольцах второй половины сороковых годов, обо всех нас — живых и мертвых, тех, кого народ любовно назвал «ястребками», младших братьях «чоновцев» — сыновьях и дочерях славного и честного чекистского рода.

«Расскажи… Расскажи…»

Рассказываю, как знаю, как умею. По крайней мере, хоть об одном из гордой стаи «ястребков».

Не обессудьте…

*

В Красне, в то время районный центр, я приехал поздно вечером. Еще на перроне убедил начальника Львовского вокзала, что график выхода газеты не всегда совпадает с графиком движения поездов, и он посадил меня на служебную дрезину, следующую в нужном направлении. Видавшая виды солдатская шинель и кирзовые сапоги надежно защищали меня от декабрьской стужи. В райкоме партии я застал только одного работника, допоздна засидевшегося над бумагами.

— Где можно переночевать? — спросил я его после того, как рассказал о цели своего приезда.

— Как это где? — удивился работник райкома, молодой энергичный товарищ в полушубке, туго подпоясанном армейским ремнем, и в шапке-ушанке, сбитой на затылок.

— Известное дело, у меня. У меня останавливаются почти все приезжие из областного центра. Секретарь райкома не имеет таких удобств… да и ночует он так, что и места не нагреет.

Не знаю, как другим «приезжим из областного центра», а мне «удобства» гостеприимного, хлебосольного райкомовца запомнились надолго. Кое-как поужинав, хозяин снял полушубок и начал влазить в спальный мешок, мне же предложил другой, резервный…

— Влезайте, не стесняйтесь… Шинель подложите под голову, а мешок застегните, — сказал и исчез. — Топливо у нас условное, — слышалась из мешка его шутка.

Признаться, мне было не до шуток. Может быть, потому, что мешка едва хватало до подмышек, а может быть, от непривычки, от того, что мешок лишил меня единственного, что согревало, — движения. Я промерз до костей… Примерно через час выскочил из «удобств», словно инеем покрылся. Снова набросил на себя шинель и уже не только не ложился, но и не присаживался до самого утра. Ходил и ходил — наверное, «отмерил» расстояние от Львова до Красне и обратно.

Не знаю, где и как ночевал тогда секретарь райкома партии Петр Васильевич Земляной. Рано утром я встретил его в просторном кабинете с разрисованными морозом окнами. Худощавый, резкий в движениях, Петр Васильевич долго ходил по комнате, затем присел рядом, доверчиво заглянул мне в глаза.

— Спрашиваете, как проходит хлебозаготовка? Очень туго приходится… Там, где колхозы, — легче. А вообще, и с колхозами дело продвигается медленно. Бандиты в селах пытаются верховодить, запугивают людей. Я тут с августа сорок четвертого работаю, не знаю покоя ни днем, ни ночью… Бродят в лесах остатки разбитой Советской Армией под Бродами дивизии СС «Галичина». Ежедневно — жертвы. Убивают председателей сельсоветов, коммунистов, комсомольцев, бросают в колодцы трупы детей, женщин, стариков… Подыхая, люто кусается гадина… Коммунистов в селах еще мало, опираемся на комсомольцев, молодежь… Вот и в Трудоваче удалось создать одну из первых в районе комсомольскую организацию. Может, слышали, на областном партактиве ставили ее в пример? Боевая, работоспособная, к хорошему будущему стремится. Самооборону организовали, в колхоз людей готовят. Там такой вожак появился! Владимир Иванюк. Далеко парень пойдет, честное слово. Владиком его зовут в Трудоваче. Может, знаете?

Нет, к сожалению, я не знал Владика Иванюка. А Петр Васильевич слишком скуп на слова и ничего не рассказал мне о трудном пути галицкого юноши.

*

Весной сорок пятого года, не простившись с товарищами, умчался Владик во Львов.

— Хочу учиться и работать… — заверял он одного из руководителей школы ФЗУ.

— А по селу скучать не будешь? — спросил тот для порядка, торопливо просматривая поданные Иванюком документы.

— Кто его знает… Соскучусь — съезжу. Полтора часа — и дома.