Есть такой фронт

И снова — пытка.

Его подвешивали за руки к потолку, зажимали пальцы в дверях.

Ночью Уланов бредил. В фантастических видениях мелькали перед ним улицы Москвы, метрополитен, где он когда-то работал, потом все подернулось дымкой…

На следующий день Бородач приказал собрать руководителей боевок — он решил дать им пропагандистский урок.

— Ну хорошо, Уланов, — начал в их присутствии Бородач. — Не хочешь выдавать своих секретов — не надо. Давай выясним, почему так резко расходятся наши взгляды. Мы, украинские патриоты, хотим своей земле добра. Мы боремся за это. Наши идеологи доказали, что Украина должна быть соборной и независимой. И мы здесь боремся за эту идею. А ты? За что борешься ты, за что мучаешься? — Бородач сделал паузу. — Молчишь? Молчишь потому, что тебе нечего сказать! — он торжествующе оглядел своих сообщников.

Уланову было тяжело не то что говорить, ему трудно было даже думать. «Я не должен… молчать. Иезуиты… проклятые. Нужно… говорить».

— Мы стремимся к одному, — брызгал слюной Бородач, — освободить Украину!

— Стремитесь… сесть… на шею народу, — вдруг сказал Уланов. — Старая песня… А что им… вот этим обманутым ребятам несет ваша идея? Будут работать на вас… кулаков. Плюньте, хлопцы, на этих кровопийц… Вам с ними… не по пути. Идите к нам.

— Заткнись! — крикнул Бородач. — Смотрите на этого коммуниста, на этого фанатика! Их стрелять, жечь нужно!

— Вот и вся ваша философия — стрелять… жечь… Но далеко с ней вы не уедете…

*

Заграничный эмиссар Бородач переживал свою неудачу с «показательным пропагандистским уроком». Ущемленное самолюбие не давало ему покоя. Он выпил самогонки. Потом еще. Никак не мог избавиться, от взгляда Уланова, преисполненного ненависти и презрения. Захотелось жестоко отомстить чекисту, придумать для него изощреннейшие пытки.

«Зачем я пришел сюда, на Украину, через границу? Поднять боевой дух в боевках? Так это все равно, что вычерпывать ведром море. Показать слабость пленных коммунистов?..»

Бородач злобно выругался. Ему не удавалось ничего сделать с этим непонятным, непостижимым Улановым. Ведь перепробовали все. Если бы ему кто-то сказал, что человек продолжал молчать и после удавки, — не поверил бы.

«Что ж, очевидно, есть в этих коммунистах нечто такое, чего мы не учитываем. Откуда эта уверенность, эта немыслимая твердость? Почему за ними, а не за нами идут люди?! Уходит из-под ног земля, опускаются руки. Что будет дальше? Что ждет нас в будущем?»

Бородач опять налил в кружку самогонки, выпил, не закусывая. Хотелось забыть обо всем, но почему-то хмель не брал его. Во дворе слышались пьяные голоса его «хлопцев».

«Э-э-э, все они, паскуды, боятся за свою шкуру! Надеяться на них — напрасное дело. Где воинственное настроение, где результаты подпольной работы? Неужели людям ближе идеи этих коммунистов, нежели идея соборной Украины? Мужичье, быдло — землю им отдали советы. И мои собственные морги тоже поделили! За них я готов горло перегрызть. И буду грызть, буду убивать, жечь! За свои морги, за утраченную сладкую жизнь, за это жалкое прозябание буду мстить безжалостно!»

Эмиссар не мог понять простой истины: если ты пошел против народа — народ тебя уничтожит. Об этом многократно свидетельствует история.

*

…Бандиты привели чекиста в лес. И вдруг Уланов остро почувствовал зов жизни. Хотелось еще раз увидеть Клаву, детей, друзей. Пронзительно остро пахли сосны. «Земля моя! Я твоя песчинка… твой нерв… твоя кровь…»

Уланова распяли на большом дереве, обложили хворостом. Боялся ли он смерти? Нет, он старался не думать о ней. Он уже не чувствовал боли в размозженных руках. Перед мысленным его взором предстал светлый солнечный день Первого мая. Москва… Он на Красной площади… Вот она вдруг расцветает красными маками… А вот они с Клавой, взявшись за руки, идут по полю, и она смеется радостно и звонко…

Пламя пылало под ним сильно и ярко, оно поднималось все выше, лизало мощные плечи, грудь, сильные мускулистые руки. Но из пламени, ярче пламени, вдруг вспыхнули яростным огнем прекрасные человеческие глаза.

— Будьте прокляты, изверги! Да здравствует… коммунизм!

*

Прошли годы, давно канули в Лету «бородачи» и жалкие их прихлебатели. Много раз прорастала земля хлебами, травами и цветами. Много раз приносили в дом радость натруженные руки хлебороба. Родились дети, они стали юношами, которые нынче фиолетовыми вечерами целуют счастливые девичьи губы. И Федор Уланов, так просто и сильно любивший свою землю, сам стал ее частицей — стал зерном в пшеничном колосе, каплей росы на зеленых ветвях.

В тех местах, где погиб чекист, звонкоголосые пионерские дружины соревнуются за право носить его имя. В городе Турке появилась улица имени Федора Уланова. Живут его сыновья и дочь — с улановской кровью в жилах.

ЕВГЕНИЙ КЛИМЧУК ВЫСТРЕЛА НЕ БУДЕТ

ТРОЕ ДУМАЮТ НАД ПИСЬМОМ

Под лучами мартовского солнца с красных крыш сползал последний рыжеватый снег. В город вступала весна, пьянящая, всемогущая. Весна всегда приносит хорошее настроение, а с ним — новые мечты, желания, планы…