Даня, отправленный обратно, и про которого мы благополучно забыли на то время, пока созерцали становление звездного феодализма во вселенских масштабах, не сразу очутился в кровати. Он сначала в нее лег и крепко заснул, а перед этим прошел все стадии взросления. Особенно тяжело далась та, где ему на Новый год не подарили голубя и вообще. Но он об этом плохо помнит в свои сорок.
Забавно, что некоторые родители из кожи вон лезут, чтобы их чадо, пока оно маленькое, больше радовалось жизни и веселилось. И перестают это делать, когда чадо немного подрастает и выясняется, что оно совершенно не помнит их стараний. Разочаровываются в нем, что ли.
Его родители не разочаровались в сыне. Просто потому, что никогда не были им очарованы. И, едва он достиг совершеннолетия, выставили его взашей. Это такое место, откуда ты не можешь возвращаться туда, где ты раньше жил и где тебя попросили освободить помещение без предварительной договоренности с выставляющими.
О годах, проведенных на седьмом этаже общежития, в комнате, выделенной ему и нижеследующему по списку вновь поступивших, от одного не очень известного учебного заведения, лучше умолчать. Там так много всего, что хватит на отдельный рассказ, и все это не будет относиться к делу.
А потом окончательно дала под зад взрослая жизнь: работа, планы, ипотека. Женщины сменяли одна другую. Друзья появлялись и уходили по своим делам. Все менялось. А Даня был. Но был всегда так, что чувствовал в этом какой-то подвох. И постоянно что-то хотел изменить.
И особенно сегодня.
На самом деле он хотел изменить что-то уже вчера, но к середине дня понял, что не готов к изменениям.
Так бывает. Мы подсознательно не хотим меняться. Для этого нам нужны идеальные, сферические условия в вакууме. И вот вечером мы ложимся с мыслью, что завтра будет все по-другому. А утром еле выковыриваем себя из кровати и понимаем, что настолько не выспались, что просто не до изменений, и с ними ничего не случится, если они подождут. До нового года, например. Там-то хотя бы будет легко запомнить, когда именно изменения произошли, и посчитать, сколько дней мы с ними уже вместе.
Все как всегда. Нам нужно постоянно вычислять и при этом оглядываться в прошлое. Мы никак не можем перестать скучать по тем временам, что были. Пусть они и были не очень хорошими. Пусть были такими старыми, осточертелыми и пережившими себя, что попахивали гнильцой, но родные же, наши же. Так и тянется жизнь, год за годом. Она ждет, когда наступит тот день, чтобы начать уже, наконец, бегать. И он ждет тот же самый день, чтобы бросить курить. Дни сменяют друг друга. И даже если утром вдруг покажется, что день именно тот, то к вечеру выясняется, что он им просто притворялся и никогда не был тем самым. И никогда не любил вас. А был с вами только чтобы развлечься.
Даня не стал выяснять утром какой сегодня день. Ему это было совсем не интересно. Кофеварка накапала половину кружки кофе и отключилась. Долго думала, хочет ли она завершать начатое дело, но в итоге собралась с силами и выдавила из себя полную кружку. Окончив работу, она уставилась на таращившегося куда-то через нее Даню, таким же немигающим синим огоньком под надписью «ОК».
– Ну раз так, – сказал ей Даня, – значит, действительно все хорошо, – и выключил ее так быстро, что она даже не успела обидеться на то, что ее вновь не поблагодарили.
О том, какой сегодня день, Даня прочел из напоминания в телефоне. Сегодня ему к врачу. Работа последнее время причиняла сильнейшую боль, а лучшее средство от боли – это мази. Но и посещение поликлиники с целью получения больничного тоже подходит. Главное, не признаваться там, что боль душевная, а пожаловаться на головную или любое другое физическое недомогание.
Допив свой остывший кофе и съев бутерброд с маслом и сыром, Даня вдруг понял, что он больше не может ничего не менять. И как только получит больничный – все поменяет. Что именно он будет менять, он решит потом. Зачем задумываться об этом, пока нет больничного, утруждать себя, ведь его еще могут и не дать. Больничные, они такие – не всем положены.
3
Даня оделся, достал наушники и сунул их в уши. В них добрый женский голос извинился и сообщил, что не может его понять. Конечно, не может, он сам себя не понимает порой. Но не сегодня. Сегодня ему было все очень понятно, только вперед. На выход из темного подъезда.
Путь был недолгим, он проходил по нескольким небольшим тропинкам, плавно перетекающим одна в другую, и одной большой площади с огромным количеством людей. Людей, старающихся держаться друг от друга подальше, но неизбежно собирающихся в людных местах. Это такие места, которые изобрели, чтобы собирать людей вместе и созерцать, как они отдаляются друг от друга. Ага, точно, как астрономам интересно созерцание отдельных звезд и их скоплений, есть те, кому интересно созерцание людей. Но об этом немного позже.