Смешно смотреть, что делается за оградой сада, к каким уловкам прибегает наша деревушка, стараясь доказать свою «всамделишность». Как только открываются большие деревянные ворота, слишком высокие, чтоб можно было заглянуть за верхний край, она немедля ставит два-три ярких, необсохших задника, где есть изображение волнистых крыш и серовато-розовых домов с едва прописанными интерьерами, где нарисован спящий кот, собака или две собаки, где лишь едва намечены луга, все в золотых и белых звездочках мазочков, и где слепящее стекло дорог уходит в голубое и зеленое; по мере вашего передвижения она переставляет декорации. Но этим ей не провести и самого завзятого материалиста. Сегодня утром (то было третье утро летнего дурмана) я вышел из дому на цыпочках в надежде, что она устала притворяться и я смогу застать ее врасплох, — не тут-то было! Она была готова к моему приходу: фасад у деревенской школы был совсем как настоящий, он выглядел как сделанный из камня — довольно дорогая вещь для «реквизита», — из окон доносился шум, искусно подражавший детским голосам, поющим гамму, наверное, чтобы я вспомнил собственное детство. Здесь был викарий в белой пелерине, но тотчас скрылся на своей новехонькой машине. Но и с викарием, и с пеньем гаммы, которые так замечательно придуманы, что я снимаю перед ними шляпу, я все равно не верил ни минуты, что это явь, а не гигантская дневная греза. Я шел в полнейшем одиночестве среди бесцельных и летучих образов вещественного мира. В том зало жизни, куда слетаются лишь призраки, кто-то неведомый, но близкий мне по духу развесил дивные сквозные гобелены, чтобы, пока на нас глядит с небес этот цветущий полдень года, мы сбросили на время иго повседневности и тяжкое давление угрюмой и безжалостной действительности, которая воспрянет вновь с дождем и ветром. Пока стоит в зените лето, мы можем, если нам немного повезет, изведать лучшее, что есть у двух различных ликов мира: невозмутимое спокойствие философов-индусов, укрывшихся в чащобе джунглей, и удовольствие ребенка, который смотрит пантомиму.
Первый снег
© Перевод. Н. Васильева, 1988 г.
Роберт Линд однажды сказал о персонажах Джейн Остин: «Даже легкий снежок становится целым событием в их жизни». Рискуя показаться этому остроумному и тонкому критику небезызвестным мистером Вудхаузом, я тем не менее осмелюсь утверждать, что выпавший прошлой ночью снег стал поистине событием. Сегодня утром я радовался ему не меньше детей, которые никак не могли наглядеться на чудо за окном и щебетали так весело, будто нежданно настали рождественские праздники. Признаться, и меня, как ребенка, заворожила его таинственная магия. Для меня это первый снегопад после долгих месяцев, проведенных вдали от Англии в изнуряющем пекле тропиков, и, кажется, я целую вечность не видел, как дивный снежный ковер ложится на землю. В прошлом году, путешествуя по Британской Гвиане, я встретил трех молоденьких девушек, только что вернувшихся из своей первой поездки в Англии. Неизгладимое впечатление произвели на них бесчисленные толпы людей на лондонских улицах, и — подумать только! — все совершенно незнакомые (это особенно поразило моих собеседниц, выросших в городке, где все друг друга знают), но больше всего восхитил их снег. Они впервые в жизни увидели его в одно прекрасное утро в Сомерсете и пришли в такой телячий восторг, что, отбросив всю свою напускную благочинность, выбежали из дома и принялись носиться по искристой белой глади, оставляя на девственном снежном покрове узоры из следов, совсем как дети сегодня утром в нашем саду.