Эсперанса

– Неужели это и есть лучшая жизнь, ради которой ты оставил Мексику?! Здесь все не так! Исабель ни за что не стать королевой, как бы она ни старалась, потому что она – мексиканка! Ты не можешь быть здесь механиком, потому что ты – мексиканец! Мы шли работать, продираясь сквозь толпы наших соотечественников, которые бросали в нас камни, и я боюсь, что они были правы! Этих людей отправили в Мексику, хотя они никогда там не были! И только за то, что они открыли рты. Мы живем, как в конюшне! Все это тебе безразлично? Ты слышал, что для приезжающих из Оклахомы они строят новый лагерь с бассейном? Мексиканцы смогут плавать в нем только раз в неделю, перед тем как его будут чистить! Ты слышал, что у них в домах будут туалеты и горячая вода? Почему так, Мигель?! Не потому ли, что у них здесь самая светлая кожа? Скажи мне! Неужели такая жизнь лучше, чем жизнь слуг в Мексике?

Мигель посмотрел на заходящее солнце. На землю ложились длинные тени. Потом он снова повернулся лицом к Эсперансе:

– В Мексике я был гражданином второго сорта. Я стоял на другом берегу реки, помнишь? И остался бы там до конца жизни. А здесь у меня, по крайней мере, есть шанс, хоть он и невелик, стать чем-то большим, чем я был в прошлом. Тебе этого никогда не понять, потому что ты никогда не жила без надежды!

Она стиснула кулаки и в гневе закрыла глаза: – Мигель, неужели ты не понимаешь? Ты все еще гражданин второго сорта, потому что ты ведешь себя так робко! Ты позволяешь им пользоваться собой и чувствовать свое превосходство. Почему ты не пойдешь к своему начальнику и не выскажешь ему все, глядя в глаза? Почему ты не защищаешь себя и не говоришь о своих способностях?

– Так же говорят забастовщики, Эсперанса, – холодно сказал Мигель. – В этой стране добиваются желаемого разными путями. Может быть, я и должен быть решительнее, но я уверен, что однажды добьюсь успеха! Агуантатв тантито и ла фрута каэра эн ту мано.

Его слова причинили ей боль, как будто кто-то дал ей пощечину. Ведь это были папины слова: «Подожди немного, и плод сам упадет тебе в руку». Но она устала ждать. Она устала от того, что мама больна, что Абуэлита далеко и что папа умер. Когда она подумала о папе, из ее глаз полились слезы. Эсперанса внезапно почувствовала усталость – будто она висит, вцепившись в канат, но силы уже на исходе. Она рыдала с закрытыми глазами и представляла, как падает вниз, в пропасть, ветер свистит в ушах, а под ней – черная бездна.

– Анса.

Если я никогда больше не открою глаза, смогу ли я, падая вот так, вернуться назад в Мексику?

Она почувствовала, как Мигель дотронулся до ее руки.

– Анса, все будет хорошо, – сказал он.

Эсперанса отпрянула от него и покачала головой:

– Откуда тебе знать, Мигель? У тебя что, появился пророческий дар? Я потеряла все. Ты видишь эти ровные ряды лоз, Мигель? Такой должна была быть моя жизнь. Они, эти ряды, знают свое направление. Прямо и прямо. А моя жизнь похожа на зигзаги на мамином одеяле! Мне нужно привезти сюда Абуэлиту. Но я даже не могу послать туда мои жалкие сбережения, потому что мои дяди узнают об этом и ни за что не выпустят ее из страны! Я оплачиваю мамины медицинские счета, но в следующем месяце придут новые. Мне невыносима твоя слепая надежда! И я не хочу слушать твои оптимистические рассуждения об этой «стране возможностей», когда я не вижу ни одного доказательства!

– Как бы плохо нам ни было, но мы не должны опускать руки.

– Но наши усилия ни к чему не приводят! Посмотри на себя. Ты теперь стоишь на том же краю, что и я? Нет! Ты так и остался крестьянином!

Мигель посмотрел на нее тяжелым взглядом. Гримаса исказила его лицо.

– А ты все еще считаешь себя королевой. На следующее утро Мигель уехал.

Он сказал отцу, что отправится на север Калифорнии, чтобы найти там работу на железной дороге. Гортензия была растеряна и встревожена его внезапным отъездом, но Альфонсо успокоил ее:

– Он поставил перед собой цель, и ему уже семнадцать. Он сам может о себе позаботиться.

Эсперанса не решилась признаться остальным, о чем они говорили в винограднике, – ей было стыдно. Она знала, что виновата в его отъезде. Увидев, как переживает за сына Гортензия, Эсперанса почувствовала свою ответственность за то, что с ним может случиться.

Она пошла к папиным розам и увидела, что первый бутон распустился. Ее сердце кольнуло – ей страшно захотелось побежать и рассказать об этом Мигелю. «Пожалуйста, Святая Дева, – молилась она, – пусть с ним ничего не случится, иначе я никогда не смогу простить себе того, что ему наговорила».

Эсперанса старалась не думать о Мигеле, много работала и сосредоточила все свое внимание на Исабель. Когда к навесу подвезли первый урожай персиков, она набрала их, чтобы отнести Исабель. Она непременно должна их получить, особенно сегодня.