Эсминцы и коса смерти. Том 1

Малевский являлся высшей властью для всех, кто служил на эсминце, отвечал за безопасность корабля и его действия перед флотским начальством, а за подготовку и моральное состояние экипажа — перед партийным руководством. За глаза командира называли «наш суровый старик», хотя его возраст еще даже не перевалил за 38 лет. Был Сергей Платонович угрюмым, разговаривал мало, обычно, только по делу. Говорили, что он стал нелюдимым, после того, как его бросила жена. Но никто не рисковал тревожить командира расспросами. Для команды было главным, что дело свое капитан корабля знал хорошо, служил на флоте с 17 лет, происходил из семьи потомственных мореходов, отец его, мичман, погиб в сражении на Моонзунде осенью 1917 года.

К команде капитан был требователен, но зря ни к кому никогда не придирался, несправедливости не любил и старался не допускать. И Лебедев очень надеялся на него. Он видел в Малевском потенциального союзника для осуществления своих планов. А союзники в его деле необходимы. Ну, не может же он в одиночку изменить ход предстоящей войны, хотя бы касаемо роли в ней эсминцев? Конечно, в союзники предстояло взять и собственного отца, служившего при штабе флота в немаленькой должности, но, учитывая его характер, даже Малевского, наверное, убедить будет проще.

Глава 3

Для начала Лебедев хотел поговорить со старшим помощником. В отличие от хмурого командира эсминца, старпом, капитан третьего ранга, тридцатипятилетний Валерий Петрович Синицын, напротив, был весел и разговорчив, всегда отпускал шуточки и рассказывал анекдоты офицерам и даже матросам. Его рыжие волосы и усы, круглое лицо с курносым носом и с пухлыми щеками, покрытыми веснушками, всегда выглядело довольным и добродушным, а яркие синие глаза таили улыбку. Он почти не злился и редко кричал на подчиненных. Он слыл «главным управляющим» на корабле. Потому что отвечал за снабжение всем необходимым, за содержание корабля в исправности, а экипажа — в готовности.

Синицын, в силу своей общительности и родственных связей, имел налаженные контакты на берегу со снабженцами, судоремонтниками и с другими очень нужными людьми. Экипаж ценил Валерия Петровича, все его уважали, что помогало ему всегда четко обеспечивать выполнение приказов капитана. А еще Синицын в любой момент мог заменить капитана на мостике, поскольку был опытным мореходом. Он отлично знал корабль, людей на нем и обстановку вокруг, выполняя функцию боевого информационного центра.

Вот с этого человека Лебедев и решил начать деятельность по убеждению флотских в приближении войны и необходимости срочно принимать меры для организации крепкой обороны. И не той обороны, что была организована в прошлый раз в последний момент и кое-как, а настоящей и продуманной, подготовленной заранее. Которая будет эффективной и не приведет к таким трагедиям, как, например, гибель кораблей и множества людей во время эвакуации из Таллина, как уничтожение немцами десантов в Стрельне и Петергофе вместе с танкистами, прорывавшимися на танках КВ по Петергофскому шоссе на помощь десантникам без поддержки пехоты, как разгром вражеской авиацией Бадаевских складов, оставивший город без продовольствия. Да и сам захват куска берега между южной окраиной Петергофа и городом вполне можно предотвратить силами флота. Достаточно установить взаимодействие с сухопутными войсками не тогда, когда клюнет жареный петух, и немцы уже надежно окопаются, а заранее, и квадраты на берегу пристрелять флотскими пушками. Особенно те самые места, где будут немцы накапливать силы и ставить свои орудия и опорные пункты.

А нынешний Лебедев прекрасно знал все эти места. Все позиции немцев под Ленинградом были ему хорошо известны. Все годы после войны Александр Евгеньевич тщательно изучал эти вопросы. И он хорошо понимал, что Балтфлот сможет гораздо больше, если им правильно распорядиться, а не запирать в Маркизовой луже своими же минами. Да и город в обороне сможет гораздо лучше держаться, если, например, начать прямо сейчас эвакуацию всего того, что потом захватят и уничтожат немцы в Ленинградской области.