— Здравствуй, Ульяна! А матушка где?
— Ой! — вновь восклицает она. — Александр Александрович приехали! Сейчас, бегу… — И, что характерно, убежала. Вверх по лестнице.
Вот чумовая…
Водружаю фуражку на вешалку и, подавив пришедшее из конца XX века желание разуться и надеть тапочки, поднимаюсь вслед за ней, на ходу расстегивая ремень и портупею.
Наверху меня встречает мама… В черном платье с накрахмаленным воротничком она стоит, держась рукой за перила, и молча смотрит покрасневшими от слез глазами.
Отшвырнув амуницию в стоящее рядом кресло, бросаюсь навстречу матери и обнимаю, прижимаю к себе…
— Мама…
— Сашенька… Мальчик мой… Горе у нас…
Мне — старшему в двух ипостасях — она кажется такой маленькой и беззащитной. А может быть, причина в том, что «мы» стали старше…
Ведь каждый раз, когда судьба отнимает у нас близкого человека, мы становимся старше — такова плата за взросление.
Интересно, сколько же лет добавила мне потеря моей «прошлой» жизни: родителей, родных, друзей…
Господи! Тоска-то какая…
Глава восьмая
1
«А я иду, шагаю по Москве…»
Если быть совсем точным, то «гуляю по Москве». Скоро уже месяц, как волею эвакуационной комиссии и при попустительстве врачей я переведен на домашнее лечение под надзор нашего семейного доктора.
Многоуважаемый Андрей Михайлович посещает нас ежедневно, кроме воскресенья, с целью изведения меня своими занудными вопросами о состоянии здоровья. Кроме того, каждый вторник и пятницу я вынужден мотаться в госпиталь на осмотр к не менее уважаемому мной доктору Вильзару.
Никогда, знаете ли, не был столь поглощен заботой о собственном самочувствии, как в последнее время, ибо количество медосмотров превышает все разумные пределы.
Лучше бы в госпитале остался, ей-богу! Там один обход с утра — и весь день свободен!
Хотя, конечно, дома — лучше. Лучше, чем в гостях, и гораздо лучше, чем в лазарете!
Самое главное, что я наконец свободен! Путь ненадолго… А посему — спешу насладиться свободой передвижения.
Если погода позволяет, я по несколько часов кряду гуляю по городу, каждым вздохом, каждым взглядом, каждой частичкою своей души впитывая эту волшебную старую Москву. Москву, не тронутую ни безжалостною рукою Сталина, ни равнодушным рационализмом застоя, ни жадными руками «новых русских».
Сижу на скамеечках возле Патриаршего пруда, прохаживаюсь по Козихинским переулкам среди поредевшего в связи с войной студенческого люда. Здесь, на Козихе, учащихся высших учебных заведений всегда было немало — вокруг полно дешевого, но приличного жилья.
Даже стишок такой был:
И я — шляюсь! Шляюсь по Малой Бронной — от «Романовки»[135] на углу Тверского бульвара и до доходного дома Страстного монастыря на Большой Садовой. Заглядываю на Спиридоновку, дабы насладиться суровым палаццо[136] в венецианском стиле работы архитектора Жолтовского или готической роскошью морозовского особняка.
Пью чай в трактире Пронькина рядом с палатами Гранатного двора, вкушая знаменитые сырные пироги «а la Pronkinne».
Если есть настроение, иду на Большую Никитскую, где Московский университет, Консерватория и Зоологический музей. Или на тихую и респектабельную Поварскую, где, соперничая друг с другом, утопают в осенней листве роскошные доходные дома и особняки…
А ежели идти в сторону Тверской, то и в родном Ермолаевском переулке есть на что посмотреть: свежепостроенное здание Московского архитектурного общества или совершенно сказочный особняк Шехтеля.
Навещаю своих новых знакомцев в театре «Аквариум» — Мулат Томас в порыве благодарности осчастливил меня «вечной контрамаркой» во все свои заведения.
Кстати, имел удовольствие внимать «Блю канари» в исполнении Кошевского.
Волшебно…
Все же он талантливейший человек и хороший профессионал. Не чета мне, юристу-песеннику начала XXI века.
На фоне городских красот и достопримечательностей не менее интересны люди, этот самый город населяющие: суровые дворники и бравые городовые, солидные купцы и услужливые торговцы, беспечные студенты и шустрые гимназисты.
По улицам ходят нарядные офицеры и бесцветные служащие, простецкие мещане и холеные буржуа.
Совсем иной народ живет на Пресне: бойкие лоточники с Тишинки, шумные цыгане с Грузин. Еще дальше — заводские районы 1-й Пресненской части: Трехгорка и Рабочий поселок, удручающие суровой нищетой фабричных кварталов.
Хотя контрастов хватает и так: те же мальчишки-газетчики на фоне ухоженных дитятей, что с мамками и няньками гуляют по бульвару Патриаршего пруда или на Собачке.[137]
Покажите мне Москву, москвичи!
Дома — хорошо… Тепло, спокойно, уютно…
Если я не гуляю или не предстаю перед бдительным оком последователей Гиппократа, то основным времяпрепровождением является чтение.