Если Небо Упадет

Растерянно и испуганно, я смотрю на тех, от кого так рьяно пыталась убежать. Друзья. Что значит это слово? Так мало букв, но так много смысла. Я думала, мы никогда не расстанемся, думала, это крепкая связь, побеждающая неприятности, разочарование и одиночество. Но с появлением родственных душ, жизнь легче не становится. К сожалению, только в фантазиях любовь и дружба побеждают проблемы. Только в фантазиях люди держатся за чувства, когда в жизни чувства держатся за нас. И, может, мои мысли сумбурны, может, они непонятны. Я знаю, о чем говорю. Знаю, что дружба не спасла моих родителей, и знаю, что моя любовь не вернула их с того света. Первый же вопрос, появившийся тогда перед моим носом, в чем смысл? Что такое должно у меня быть, чтобы я была счастлива? Что такое должно было быть у мамы и у папы, чтобы они не погибли, ведь любовь и дружба, не смотря на концы всех прекрасных книг и хороших фильмов, не спасли их. Тогда мне показалось, что все лишено идеи, важности. Друзья — да, кто они? Привязанность — зачем? Ничто не имеет смысла, когда внутри пусто. Сейчас я улыбаюсь, чувствую дрожь, сканируя знакомые лица, но так же я понимаю: ни наличие друзей, ни наличие любви — ничего не огородит меня от новой боли. Возвращаться к прежней жизни — есть ли в этом смысл? Стоит ли вновь цепляться за людей, придающих тебе сил исключительно в твоей голове и на деле являющихся абсолютно обычными парнями и девушками, которые и сами нуждаются в помощи?

Раньше я бы просто убежала, ответив — нет. Но теперь я другая, я научилась тому, что жить нужно, не пытаясь отыскать на то причины, существовать, преодолевая трудности, выпадающие на твоем пути. И, возможно, я никогда не узнаю — зачем я это делала, нужно ли мне это было. Наверное, сейчас главное — просто жить, не задаваясь вопросами.

На меня наваливаются сразу четыре человека. Сзади хохочет Ленка, где-то высоко в небе летит самолет, вдалеке лает собака, а я просто не могу дышать. Чувствую объятия друзей и улыбаюсь так широко, что сводит скулы.

— Мира, — верещит мне на ухо Настя, — Бог сберег тебя!

Видимо, ее предрасположенность к Иисусу не изменилась.

— Ее спасла любовь ко мне, правда? — Олег хихикает. Приподнимает меня и начинает кружить вокруг себя безумно сильно, будто я пушинка. Я хватаюсь за его плечи и вспоминаю запах тех дней: запах горького, цитрусового одеколона. Запах молодости и беспечности.

— Как я скучала, — срывается с моих губ. Сначала пугаюсь, но потом понимаю: это правда. Правда, полоснувшая по мне, словно бритва. Я ощущаю, как глаза становятся мокрыми, как скручивает все тело. Кладу голову на плечо Олега, и он останавливается.

— Чего раскисаешь? — шепчет мне в волосы. — Все закончилось, дуреха. Все позади.

Ребята молчат. Просто стоят рядом и касаются меня своими горячими ладонями. Сейчас мне кажется, что это самое сильное средство от бед: их поддержка.

Я хочу извиниться. Хочу объяснить свое поведение, признаться, что потеряла веру не только в них, но и во все, что тогда меня окружало. Я готова просить прощение, оправдываться, выслушивать их обиды и издевки, но друзья, будто сговорившись, не произносят ни слова, касающегося нашего недавнего, черного прошлого. Может, они, действительно, понимают? Может, я, действительно, чересчур высокомерна и сама сделала из «гриппа — неизлечимую болезнь»?

— Куда делись твои локоны? — прервав тишину, спрашивает Стас. — Решилась-таки срезать их?

— Да. Захотелось перемен.

— Тебе идет, — вставляет Артем. Переминается с ноги на ногу и, смутившись, отводит взгляд в сторону Насти. Та, словно по волшебству, перенимает его неуверенность. Поправляет сумку, улыбается мне немного натянуто, и я улыбаюсь ей в ответ. Знаю, ребятам сложно вести себя так, будто все нормально. Они стараются, из кожи вон лезут, но им не по себе. Только Ленка способна закрывать глаза на то, что так рьяно пытается тебе их открыть.

— Пойдемте, — уверенно восклицает она. — Посидим где-нибудь.

— Пицца! — счастливо кричит Стас и взмахивает руками. — О да, наконец, я поем!

Ребята смеются. Олег все еще обнимает меня за плечи, пытается огородить от реальности, и я смущенно поджимаю губы. Смотрю на друга, заново сканирую его внешность: высокий, худой, со смешными кудрявыми волосами. Нос длинный, лицо вытянутое, а на щеках бакенбарды, как у Пушкина. Для меня обычный парень, для кого-то, возможно, знойный красавчик.

— Твоя пицца уже достала, — жалуется Ленка. — Давайте в кофейню.

— А твоя кофейня, думаешь, не в печенках? — парирует Стас.

— Там хотя бы не воняет жиром.

— Пойдемте в итальянский ресторанчик, — неожиданно предлагаю я, и друзья одновременно поворачивают головы в мою сторону. Замолкают. Мне становится не по себе, улыбаюсь и неуверенно прочищаю горло. — Он недалеко. И там неплохо.