Хуже смерти для человека может быть только жизнь растения. Танкован похолодел. Сколько раз он с ужасом думал о тех несчастных, что прикованы неизлечимой болезнью к постели – бездвижных, беспомощных, ходящих под себя в пеленку или памперс, неспособных зачастую даже дышать самостоятельно! Он вспомнил больницу и того типа на соседней койке, которому молоденькая медсестра подмывала вонючий анус и скользкие промежности. Живой труп! Куча дерьма! Смердящая, гниющая туша, в которой давно все умерло, кроме упрямого сердца, продолжающего в насмешку над своим хозяином бестолково гонять пустую, как вода, кровь по изношенным венам.
Максима передернуло от отвращения. Сколько раз он мысленно умолял судьбу избавить его от такой участи. Лучше сразу – небытие.
Однажды он проголосовал в Интернете за эвтаназию на каком-то сайте лириков.
«Если человек – овощ, нужно узаконить убийство! – безапелляционно заявил Максим. – Один поворот выключателя на аппарате искусственного дыхания – и от страданий будет избавлен не только сам бедняга, но и его близкие. Что может быть гуманнее?»
«А вы сами смогли бы повернуть этот выключатель?» – язвительно спросил его кто-то из участников дискуссии.
«Разумеется! – отрезал Максим. – Оставьте стенания про отобранную человеческую жизнь демагогам-святошам! Они называют себя верующими, а на деле отказывают человеку в избавлении от мучений только потому, что боятся за свою собственную жизнь, и то – не сегодняшнюю, а загробную!»
«Даже если вы атеист, – возразили ему, – у вас все равно должны существовать элементарные понятия о морали и нравственности! А убийство человека, тем более беспомощного, безнравственно!»
«С вашей точки зрения я – атеист! – огрызнулся Максим. – Но на самом деле я верю в Бога, который суть человеческий ум, знания, логика и расчет. У овоща нет ни первого, ни второго, ни третьего, ни четвертого – значит, он уже мертв. Поэтому в высшей степени нравственно оградить его от физических мук!»
«А если что-то подобное случится с кем-то из ваших близких?»
«Я не растеряюсь», – заверил он.
И вот теперь с его другом произошло нечто ужасное. То, что хуже смерти. Бедный Руслан! Их квартира сейчас, судя по всему, полна оперативников и криминалистов. До Котельников – полтора часа езды. Даже на мотоцикле раньше чем за пятьдесят минут не добраться.
При мысли о мотоцикле Максим помрачнел. Он сразу же, по цепочке, вспомнил аварию, больницу и заносчивую сучку Михееву. Сейчас она даже не подумала остановить его, извиниться, предложить помощь. Она просто осталась довольна, что никто не покушается на ее деньги! Максим почувствовал желание вернуться и выложить этой пустоголовой бизнес-леди все, что он о ней думает. Но физик силен умом, а не эмоциями. Десять минут назад он ушел, изобразив уязвленное самолюбие. Ход за адвокатессой. Если проявить нетерпение, а тем паче раздражение – игре конец. А партия между тем может получиться весьма интересной. Выигрыш сулит немалый успех.
– Вы меня дожидаетесь?
Танкован вздрогнул и обернулся. Михеева стояла в дверях и удивленно смотрела на него сквозь узкие, прямоугольные стекла очков.
– Еще чего! – Максим замотал головой. – Я просто пережидаю ливень.
Татьяна протянула вперед ладонь и выглянула из-под маркизы:
– Похоже, он уже закончился.
Белоснежная «семерка» БMВ, запаркованная у противоположного тротуара, сорвалась с места и, развернувшись через трамвайную линию, лихо подкатила к самому входу в ресторан. Михеева элегантно перешагнула через лужу, распахнула заднюю дверцу машины и обернулась к Танковану:
– Вас подвезти?
У Максима потемнело в глазах от злости. Этот по-барски великодушный жест, который он расценил как попытку адвокатессы вот так, незатейливо просто загладить свою вину, оскорбил его сильнее, чем ее недавняя подозрительность и холодность.
– Благодарю вас, – процедил он сквозь зубы. – После того как меня лишили мотоцикла, я стал неприхотлив и спокойно пользуюсь общественным транспортом.
Михеева захлопнула дверцу, снова перешагнула через лужу и мягко взяла его за рукав.
– Послушайте, на вас лица нет. Что-то стряслось?
Танкован колебался с ответом. Адвокатесса – некрасивая, заносчивая женщина. Но она, по всей видимости, богата. Кроме того, она может быть ему полезна. Особенно сейчас, когда в его квартире случился криминал. Самое главное – все правильно рассчитать. Михеева не села в машину, и вопрос ее звучал неподдельно участливо. Значит, она сделала свой ход. Теперь вновь запущены шахматные часы Максима. Продолжать упорствовать и строить из себя обиженного означает привести партию к патовой ситуации. Ну что ж… Надо скормить ей ладью, чтобы через пару ходов завладеть ферзем.
– В моей квартире сейчас милиция, – нехотя признался он. – Что-то случилось с моим другом, а оперативный сотрудник, судя по тону, склонен видеть во мне главного подозреваемого.
Михеева, казалось, задумалась.
– Где вы живете? – спросила она, рассматривая свои ногти с цветным лаковым узором.
– Далеко. – Максим вздохнул. – На Котляковке.
– Поехали! – Татьяна решительно направилась к машине.