— Да уж, переносила она «вертунов», как же! — сказала Мизелль. — Так она их и называла — «вертуны». А еще она терпеть не могла «латиносов», и «узкоглазых», и «пархатых». У моей мамы была тьма предубеждений. — Она снова рассмеялась. — Никак не могу освоиться с мыслью: Игнатиус — мой сводный брат! Если б я знала, я б тогда сходила на его похороны.
— А мать никогда при вас о нем не упоминала? — спросил Синкфилд.
Она решительно покачала головой — и тут же захихикала глубоким грудным смехом.
— Никогда. Так и вижу свою мать говорящей: «И кстати, Конни, у тебя есть сводный братец-«вертун», он где-то в Англии сейчас». Да она б умерла прежде!
— Помните парня по имени Стейси? — спросил Синкфилд.
— Джим Стейси. Ну конечно, я помню Джима. Моя мама одно время на него работала. — Она посмотрела на меня. — У вас хорошая память, мистер Лукас? Помните тот телефон, который я упомянула тогда — тот, по которому я звонила маме, чтобы сказать, что я благополучно добралась домой из школы? Это как раз номер Стейси.
— Я это уже выяснил.
— Вы виделись со Стейси?
Я кивнул.
— Да, я его видел.
— Все такой же клёвый, как всегда?
— Песня, а не человек, — сказал я.
— Так вот этот Стейси, — встрял Синкфилд. — Он знал, что вы в Вашингтоне. А знал он это потому, что ваша мать, прежде чем умереть, поручила отправить вам кое-что по почте. Вам — сюда, и Олтигбе — в Лондон. Мне в некотором роде интересно, что ж такое было в том послании от вашей мамы.
Она улыбнулась Синкфилду. Это была сладкая улыбка.
— Семейная Библия, лейтенант.
— Хм!.. Семейная Библия?
— Совершенно верно.
— А в настоящее время вы не храните ее где-нибудь тут, с собой?
— Я не так уж увлекаюсь Библиями, лейтенант. Особенно фамильными Библиями, принадлежавшими моей семье. Я свою семью никогда особенно не любила, и та Библия мне не понравилась. Я ее выкинула.
— И это было все, что ваша мать вам послала? — спросил Синкфилд.
— Нет, там еще было письмо. Куча упреков самой себе. Дескать, Гвен просит прощения, она могла бы быть лучшей матерью. Ну, я тоже сожалею, что Гвен не была лучшей матерью. Тогда мне было бы намного больше пользы.
— Но она никак не упоминала об Олтигбе?
— Нет.
— Ну-ну, мы подходим к месту, где все становится немного забавным, — сказал Синкфилд.
— Что становится забавным?
— Что вы с Олтигбе вместе свалились на семейство Эймсов примерно в одно и то же время.
Она обдумывала сказанное некоторое время. Затем снова улыбнулась.
— Могу себе представить, что люди вашего склада способны вообразить по этому поводу. «Что это — просто совпадение или заговор?» Да, лейтенант? Но я вам могу сказать одно: я понятия не имела о том, что Игнатиус — мой сводный брат (если он еще действительно таковым является) еще пять минут назад.
Она посмеялась еще.
— Прошу прощения, — сказала она. — Я полагаю, что это уже становится немного утомительным.
— Да, — сказал Синкфилд. — Могу себе представить.
Он повернулся ко мне.
— У тебя есть что-нибудь еще, Лукас?
— Только одно, — сказал я и посмотрел прямо на Конни Мизелль. — Вы случайно не знаете никого в Лос-Анджелесе по имени Беатрис Анна Уитт? Известная также как Громила Би?
— Она медленно повторила кличку:
— Громила? Би? Нет. Нет, мистер Лукас, я не знаю никого по имени Громила Би. А должна?
— Да нет, — ответил я. — Я и не предполагал, что вы знаете.
Глава двадцать вторая
Артур Дейн по-прежнему вел машину так, словно он на дороге один. Часто менял полосы, не подавал никаких сигналов. Дистанцию тоже не соблюдал, прижимаясь к впереди идущему автомобилю чуть не вплотную. Порой решался идти на обгон, но так же внезапно менял решение, оставаясь по-прежнему в левом ряду и не давая таким образом совершить обгон и никому другому. Он прыгал на красный и пытался проскакивать на желтый. Словом, это был тот тип водителя, который я не могу определить иначе как «тупой сукин сын».
После съезда со скоростного шоссе дела пошли получше, но ненамного. Он ехал то слишком медленно, то слишком быстро. Я пристегнулся ремнем безопасности, что, в общем-то, делаю крайне редко. Застегнул ремень и на груди.
— Ну как у вас дела, мистер Лукас? Продвижение есть? — спросил Дейн.
— Так себе. А у вас?
— Делаем понемногу свою работу, — сказал он. — Вы ведь только из Лос-Анджелеса, да?
— Верно.
— Надо полагать, выяснили, что Игнатиус Олтигбе приходится Конни Мизелль сводным братом?
— И как давно вы об этом знаете?
— Несколько недель.
— Если б вы мне сказали раньше, вы б мне съэкономили поездку, — сказал я. — Еще что-нибудь остренькое у вас есть?
Дейн сунул руку в свой нагрудный карман.
— Миссис Эймс просила меня передать вам это, — сказал он. — Это памятная записка, которую я для нее приготовил. В ней все, что мне удалось свести воедино.
Он вручил мне какие-то скрепленные листочки цвета луковой кожуры.
— Мы опять о чем-то торгуемся? — спросил я.
— Это решение миссис Эймс, а не мое.