Если не сможешь быть умничкой

— Сразу после этого. Он тут же пригласил меня и сказал, что Кьюку нужна секретарша, а я — самая подходящая кандидатура. Я спросила почему, а он сказал, потому что теперь будет вот так. Я сказала, что, по-моему, это несправедливо, а он сказал, что если я считаю это несправедливым, то могу уволиться. Но я не стала. Я оставалась до тех пор, пока он не подал в отставку.

— А где ж ты работаешь теперь?

— В сельхоздепартаменте. Когда работаю. Они собирались уволить меня, если я перестану показываться на работе.

— А что его жена?

— Луиза? А что жена?

— Она знала о вас?

Она снова пожала плечами.

— Теперь знает, надо полагать. Она же была на похоронах. Видела, как я делала из себя полную дуру. Но тогда она ничего не знала о нем… и обо мне. Обо мне и о нем. По-моему, она даже ни о чем не подозревала. Он никогда не брал меня с собой никуда — только в постель. Я была кем-то, к кому он мог прийти и целый день валяться на сене и вместе кушать попкорн. А потом он шел домой. Знаешь, как он обычно называл меня?

— Как?

— «Моё прибежище». Не слишком ласковое прозвище, да?

— Не знаю. Может, для него оно было ласковое.

Она еще раз хорошенько глотнула своей выпивки.

— Да нет, он был не мастер придумывать ласковые имена, вообще как-то выражать чувства… На него это не похоже. Во всяком случае, со мной. Может, он так делает с ней, с этой сучкой Мизелль… Но не со мной. Он, по-моему, и «милой» меня назвал раза два за пять с половиной лет. Иногда я хотела, чтобы он обхватил меня руками, сжал, обнял… И больше ничего. Просто обнял. Я бы сделала для него все, все что угодно, если бы он это сделал. Вот все, чего я хотела…

«Не горюй, милая моя, — подумал я. — Твое «все» — это все, что хочет любой из нас, сознает он это или нет. Ты, по крайней мере, теперь это знаешь».

— Каким он стал после встречи с Конни Мизелль?

— Как это? Что значит «каким стал»?

— Он изменился? Начал как-то по-другому общаться? Может, стал прикладываться к бутылке?

Она покачала головой.

— Он скорее успокоился. Да я с ним не так уж много виделась — только в офисе. Начал по-другому одеваться. Обычно он одевался по-настоящему консервативно, а тут пошел и полностью обновил весь свой гардероб. Яркие цвета. Большие широкие отвороты. Ну, ты знаешь.

— Что еще?

— Всего только месяц после их встречи — и он ушел в отставку, а Френк Сайз напечатал эту историю. А ее он с самого начала стал всюду брать с собой. Он ее из виду не выпускал — не то что меня. Брал ее с собой везде — в ресторан Пола Янга, в «Монокль», в бар «У Камиллы». Взял моду и меня иногда заставлять бронировать им места. Все было так, как будто он старался выставить ее напоказ.

— Ты когда-нибудь видела его в обществе полковника Баггера или человека по имени Каттер?

— Каттер и Баггер, — повторила она. — Это те, кто втравил его во все эти напасти. Я их видела один раз. Это было в субботу. Я должна была забрать его билет на самолет. Он вроде собирался сказать речь в Калифорнии… Я должна была захватить его билет, а потом зайти в винный магазин на Пенсильвания Авеню, чтобы обналичить для него чек. Поэтому мне пришлось в ту субботу выйти на работу.

— И на какую сумму был чек?

Она еще раз глотнула из стакана и почти осушила его.

— Я не знаю, — ответила она. — Долларов сто, наверно. Как раз, чтоб заплатить за такси, дать на чай ну и так далее.

— А как ты заплатила за авиабилет?

— По кредитке. Бланки есть у нас в офисе. Он их подписывает, я спускаюсь в «Юнайтед Эйрлайнс», они это принимают.

— То есть он свой билет не забывал? — спросил я.

— Я его отдала ему лично в руки. Что вообще у тебя за вопросы?

— Не знаю, — сказал я. — Дурацкие вопросы, наверно.

— Вы с Сайзом собираетесь все это напечатать — про меня и про него?

— Да нет, не думаю.

— А, ладно, мне все равно, будете или нет.

— Ты все еще влюблена в него, ведь так?

Она мне не ответила. Вместо этого она покончила с остатками в своем стакане.

— А ты ничего не записываешь, не делаешь никаких пометок. Просто сидишь и слушаешь. Ты очень хороший слушатель, знаешь об этом?

— Стараюсь.

— Могу подтвердить. Я ведь тоже хорошая слушательница. Привыкла все время сидеть и слушать его… Хочешь кое-что знать?

— Что?

— Этот слабак и сукин сын любил помечтать, что он в один прекрасный день мог бы стать Президентом. Любил мне об этом рассказывать.

Она помолчала.

— Да, по правде говоря, я не думаю, что он на самом деле разговаривал со мной. Скорее, он говорил сам с собой.

— И когда это началось?

— О, много лет назад. Когда мы начали в первый раз… Да с тех самых пор, как мы вместе.

— С тех пор, как он впервые был избран сенатором?

— Сразу после этого. Он ведь все точно рассчитал. Использовал деньги жены. У нее миллионы, вы знаете, и он это использовал. А еще свою внешность, что он от демократов, в хорошем крупном штате на Среднем Западе… Да он действительно думал, что к тому времени, как ему стукнет 56, он этого добьется. И знаешь, о чем я его спросила?

— О чем?

— Спросила, как он собирается поступить со мной, когда станет Президентом.

Она засмеялась, но в голосе у нее не чувствовалось юмора.