Если есть рай

Мимо меня, сосредоточенно курлыкая, прошел голубь. Мне хотелось дать ему хлеба, но у меня ничего с собой не было. На секунду я забыла, что сижу в Дели, я просто сидела в каком-то городе, в том, в котором выросла, или в том, в котором жила потом, я просто сидела на лавочке и смотрела на голубя.

Если идеал Ганди был: свести себя к нулю, а желание Гроссшмида — сохранить автономию личности несмотря ни на что — то такие, как я, оказывались где-то посередине. Не в силах отказаться от себя, но и не в состоянии быть самими собою. С маленьким пространством любви: я и Юлик, я и Варгиз. Но, может быть, это маленькое пространство любви можно было расширить, если любить то, что к ним относилось — то, что напоминало о них. Книжки Юлика. Его лоб, покрытый веснушками. Запах Варгиза. Его город. Имена обоих. Голубей, собак.

Просидев минут двадцать, я заставила себя встать и выйти за стены крепости.

Я пересекла переполненную улицу, прошла мимо храма джайнов, свернула налево, шла мимо бесконечного количества магазинов и лавочек, мимо двухэтажных домов с балконами, мимо уличных торговцев. Мне показалось, что я сбилась с пути, и я повернула обратно, села в метро, проехала одну станцию, вышла опять на улицу, переполненную народом, прошла мимо мужчины, который подрезал козам копыта, мимо штаба Индийской коммунистической партии (марксистской), и, наконец, вышла к Большой Мечети.

Я могу пожалеть его, подумала я снова о Барсукове. Потому что, когда я смотрю на него, я вижу собственную душу: визгливую, грузную, потеющую от смущения, жаждущую любви и готовую на предательство. Я слышала когда-то, что мужчина ищет ту женщину, которая является слепком с его души. Антон Антонович Барсуков был слепком с моей души, ее отблеском: я могла бы смотреться в него, как в зеркало.

В мечеть пришлось подниматься по высоким ступеням. У входа полагалось разуться и купить билет. Внутри расстилался огромный внутренний двор с бассейном, в котором отражалось небо. Мечеть, с тремя огромными куполами, с полосатыми минаретами из красного песчаника и белого мрамора, с каллиграфическими надписями по стенам, восстала передо мной и заставила забыть об Антоне Антоновиче. Через отверстие в стене открывался вид на старый Дели, на узкие улицы, заполненные громкой, торгующейся толпой, с домами, жмущимися друг к другу, с покосившимися балконами, с осыпающейся штукатуркой. Зачем я сюда приехала? Усталость опять навалилась. Я легла на пол и положила сумку под голову. Надо мной пролетали голуби, стремившиеся к бассейну посреди внутреннего двора. Толпа посетителей гудела, убаюкивая. Никто не обращал внимания на то, что я засыпаю: вокруг меня люди сидели на корточках, лежали, обратив глаза в небо, кто-то читал, мать кормила ребенка дольками мандарина. Я никогда не видела такого количества людей, как в этой части города. Я показалась себе крохотной соринкой, затерянной в мировом океане. От меня ничего не зависит, и я ничего не значу. Мне только надо выжить и не потеряться окончательно в этой толпе, найти дорогу обратно в гостиницу, улететь, куда собралась. Нас так много, думала я, и все мы ничего не значим, мы — только случайность, бредущая зачем-то по улице, непонятно, зачем народившаяся, непонятно, зачем живущая. Может быть, Гроссшмид был прав, и мы, русские люди, несем миру вот эту весть: твое дело — раствориться, забыть о себе. Стать одним из многих. Ничего не желать так сильно, как я хотела увидеть Варгиза. Я почувствовала, до какой степени его нет рядом, как будто бы у небытия были градации, и его — Варгиза — не было в высшей и последней степени.

Я не знала тогда, что где-то в глубине Старого города, на втором этаже кое-как построенного дома, затеряна комната с марлевой занавеской и синей полосой на стене. Комната, куда много лет я буду подниматься по узкой и темной лестнице и проходить по шаткому деревянному балкону, чтобы отпереть дверь.

Глава 13

Перед тем, как уехать в аэропорт, я села за компьютер в холле, чтобы еще раз взглянуть на Инстаграм и на Фейсбук Варгиза. Он почти ничего не выставил с того момента, когда уехал из Европы: только снимки с двух заседаний, где он сидел у микрофона с бутылкой воды, а справа и слева от него были мужчины в таких же строгих костюмах. Я подумала, не оставить ли ему сообщение — не позвонить ли, — но решила, что будет лучше, если я удивлю его, если я приду без предупреждения. Вместо этого я поискала институт социологии на территории университета Бенареса и распечатала карту. Я прилетала слишком поздно, чтобы отправиться сразу в институт, и заказала на ночь комнату в городе.