Если бы у меня было много денег

Входя во вкус, взрослея, мы постепенно расширили географию наших поцелуев и с возрастающим удовольствием занимались этим в подъездах, в телефонных будках, в кино, в вечерних скверах и в последних автобусах, пока наконец не поняли, что гораздо приятнее и удобнее делать это на законных основаниях, под надежным семейным кровом…

Жили мы неплохо, во всяком случае нескучно. Яна, несмотря на свою непредсказуемость, а может быть, и благодаря ей, была хорошей женой, очаровательной любовницей, верным другом. И это при том, что она не любила мою работу. Но это в порядке вещей - я не знаю ни одного милиционера, нормальная жена которого была бы в восторге от его профессии. Разве что жены больших начальников благодарили свою судьбу, да и то только те из них, кто оказался в этом качестве, когда мужья уже носили большие-пребольшие погоны.

Из-за этого мы, конечно, поругивались. И Яна все время ставила мне в пример респектабельность и домовитость Мишки Чванько, который в свое время делал безуспешные попытки передать Яне свои блестящие знания физики и химии и получить в обмен ее благосклонность в вечернем спортивном зале. Не вышло тогда, не светило позже, получилось сейчас, ведь Мишка не отступал, был нудно последователен и настойчив. Став неплохим специалистом в области зубного протезирования, неплохо зарабатывая, отпустив брюшко и бороду, получив плешь, он продолжал эту беспримерную по продолжительности и отсутствию результатов осаду уже на правах давнего друга семьи.

Мишка частенько появлялся у нас, особенно в праздничные дни, когда можно было на законных основаниях одарять чем-нибудь Яну. Этим «чем-нибудь», как правило, были ужаснейшие поделки из дерева, которыми он занимался в свободное от основной работы время.

Суть его творческой манеры была до гениальности проста, не требовала ни вкуса, ни умения, ни времени. Мишка прилаживал какую-нибудь немыслимую корягу на еще более дикую подставку и снабжал это «произведение искусства» клочком бумажки с экзотическим названием на восточный манер: «Птица, летящая над утренним озером в сторону восходящего солнца» или «Мыслитель, на ветке сакуры постигающий истину». (Где там птица, где мыслитель, полагаю, и сам творец представлял довольно смутно. Главное - дать название, поймать якобы ускользающую якобы мысль. Красиво.) На том процесс творчества завершался, и начинался торжественный процесс дарения с обязательными поцелуями и массой длиннющих и запутанных в своей витиеватости пожеланий. Естественно, в прямой связи и зависимости - чем длиннее пожелание, тем больше в него укладывалось поцелуев.

Справедливости ради надо признать, что не одних нас он одаривал обильными плодами своего таланта. Коряг в лесопарке хватало. И многие наши знакомые с ужасом принимали в дар эти чудовища, сперва не зная, куда их поставить, а потом - как от них избавиться. Ведь Мишка жутко гордился своими «детищами» и, приходя в осчастливленный дом, ревниво проверял, достойное ли место в интерьере отведено созданному им шедевру.

Выход был один, мы с Яной его нашли и честно поделились с друзьями: «Ах, Мишенька, представляешь - какая жалость! Это все противный Джек (варианты - бабушка, внучка, кот, пьяный сосед) - разыгрался, сбил хвостом, «оно» упало и разбилось. Мы клеили, клеили, но разве у нас так получится, как у тебя… Пришлось отправить на дачу (то бишь на помойку). Ах-ах!» Мишенька активно сопереживал и считал своим долгом как можно скорее восполнить утрату еще более громоздким и загадочным сюжетом.

И этот совершенно домашний мужик вдруг, без всяких на то оснований вообразил себя коммерсантом, «задумчиво сидящим в офисе в период слабой солнечной активности». Да еще смог чем-то зацепить самолюбие Яны…

Несколько дней я перекрутился у Прохора, хорошего моего приятеля, писателя-детективщика, от которого тоже недавно ушла жена. Потом она вернулась (оказалось, она просто уходила на очередной демократический митинг, но он неожиданно затянулся и перекинулся куда-то на периферию), и мне пришлось перебраться за город, в свое фамильное «имение», доставшееся в наследство от тетушки, сельской учительницы.

Имение было «богатое»: шесть соток среди подмосковных болот, старенький дом, сараюшка и две-три яблони среди затерявшихся в лопухах и крапиве гряд. «Буду капусту выращивать, - мечтал я, - или, как Шерлок Холмс на покое, пчел разводить. А потом соберу в мешочек самый злой рой и выпущу его на каком-нибудь мафиозном сходняке. Или в спальне Яны в самый подходящий момент…»

Готовясь к этому событию, я начал осваиваться и приводить «имение» в порядок.