Если бы я был учителем

– А дальше? – заинтересованно спросил Александр Арсеньевич. Внутри у него всё кипело.

– Да не знаю я… – буркнул Вахрушев. – Вы мне лучше сразу пару ставьте.

– Доскребёшься, Хрюкодав! – с угрозой пробормотали в среднем ряду.

– Дай дневник, – велел Александр Арсеньевич и с мстительным удовольствием поставил второгоднику «пять».

– Чего это?.. – заморгал Вахрушев редкими рыжими ресницами.

– А ничего! – отвечал Александр Арсеньевич грозно. – Я тоже вредничать умею, запомни! – и на глазах у замершего от изумления пятого «Д» занёс неправедную пятёрку в журнал.

– Санечка, к телефону, – позвала Елена Николаевна.

– Это вы?.. – неуверенно спросили в трубке.

– Это я… – подтвердил Саня, и они, как всегда, принялись молчать…

Наконец Юля отважилась и спросила:

– Простите, пожалуйста, а вы не знаете, откуда эта строчка: «Паситесь, мирные народы»?..

Саня знал: ведь мама ему с детства прививала любовь к русской литературе.

– А что там дальше? – как-то напряжённо поинтересовалась Юля.

– А вам зачем?

– Очень надо.

Саня сбегал за огромным старинным томом Пушкина:

Свободы сеятель пустынный,
Я вышел рано, до звезды,
Рукою чистой и безвинной
В порабощённые бразды
Бросал живительное семя.
Но потерял я только время,
Благие мысли и труды…
Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич…

– Спасибо! – трагическим голосом поблагодарила его Юля. И, помолчав, добавила: – Мы так и знали!.. Он опять нас оскорбил!

Кто эти «мы», которых опять оскорбил «он», сомневаться не приходилось. Оскорблён был, конечно же, десятый «А». А оскорбитель был Матвей Иванович, Аристотель, – кто же ещё!.. Все другие учителя предпочитали с десятым «А» не ссориться – себе дороже. Десятый «А» был дружен, своеволен и злопамятен. Давным-давно, когда десятый «А» был ещё пятым «А», кто-то из учителей пожаловался на педсовете:

«Это не дети, а сплошные древние греки какие-то! Работать с ними невозможно!»

Жалоба не лишена была оснований. Классным руководителем в пятом «А» был Аристотель, историк, влюблённый в Древнюю Грецию. О ней он мог говорить часами (и, без сомнения, это делал), а пятый «А», конечно же, слушал развесив уши… Последствиями этого сверхпрограммного изучения античной истории были многочисленные и разнообразные хулиганские действия Аристотелевых учеников. Как-то само собой произошло, что пятый «А» разделился. На первом ряду собрались поклонники Спарты. На втором приверженцы афинской демократии. А на третьем утвердились скифы. Хитрые персы отсиживались на «Камчатке». Ряды воевали. Греко-персидские войны переходили в Первую Пелопоннесскую войну, которая, естественно, приводила ко Второй. Военные действия успешно развивались на переменах, захватывая порой и часть уроков. Главное сражение чаще всего происходило после занятий, в раздевалке. В результате Дария и Перикла влекли к директору, а второстепенные исторические лица отделывались замечанием в дневнике. Время от времени племена и народы объединялись для восстания против Аристотеля, тирана и деспота. Аристотель был могуч, Аристотель был несокрушим! Разгневавшись и разгромив Афинский морской союз, он твёрдой рукой наводил порядок на Пелопоннесе, а хитрые персы сдавались добровольно, лицемерно утверждая, что они больше так не будут… Пятый и шестой класс прошли в непрестанных войнах и бунтах. В седьмом ряды смешались: юная цивилизация взрослела, набиралась опыта, менялись её представления о мире и о себе, рушились верные мужские дружбы до гроба, начиналось что-то непонятное… Дарий неизвестно за что поставил синяк Киру и пересел к Андромахе. Сократ забросил философию, отставил в сторону чашу с цикутой и стал носить портфель Оли Ивановой из седьмого «В». Унылый маленький толстячок, которого дразнили Гекатомбой, вдруг вытянулся, научился играть на гитаре и превратился в грозного трудновоспитуемого подростка Шамина… После восьмого ряды поредели: хитрые персы ушли в ПТУ, Дарий поступил в суворовское, Кир – в художественное… Однако воинственный дух остался: десятый «А» решительно боролся за свои права и терпеть не мог, чтоб его поучали. Педагогический коллектив с этим смирился. Только Аристотель не желал по достоинству оценить своих воспитанников – говорил им колкости, делал всякие неуместные замечания… В общем, совершенно не считался с тем, что они уже взрослые, и продолжал угнетать.

– Мы сегодня сразу поняли, что он нам что-то очень унизительное сказал, – нажаловалась Сане Юля. – Даже поняли, что это из Пушкина, искали-искали… Но никто не нашёл – мы по первым строчкам искали… Но это ему так не пройдёт!

– Да что случилось-то? – с интересом спросил Саня.

Юля помолчала, размышляя – сказать или нет.