Если бы Гитлер не напал на СССР…

— Преждевременных? — уточнил важный пункт Гитлер. — Преждевременных, но, как я понял, в принципе вами не отвергаемых?

— Да… Но об этом мы ещё поговорим позже…

* * *

СЛЕДУЮЩИЙ день начался опять с академика Щусева. Накануне, прощаясь, Сталин сказал:

— Господин Гитлер… Я уверен, что мы договоримся на этот раз по всем серьёзным практическим пунктам… И нам ещё предстоят серьёзные беседы… Но я хотел бы — если это совпадает с вашими желаниями, — чтобы вы за эти три дня как можно лучше узнали Россию. И — старую, и — новую… Старую, как мне кажется, вам, с вашей любовью к архитектуре, лучше всего узнавать через то, что было сделано старыми русскими зодчими. Новая Россия — это наши новые улицы и заводы, институты и, конечно, люди… Жаль, всего не покажешь, хотя мы хотели бы показать вам весь Союз, и, надеюсь, мы вам его когда-нибудь ещё покажем. А пока посмотрите хотя бы часть Союза — его сто лицу.

Гитлер был тронут — чаще других лидеров он встречался с дуче и сблизился с ним, но Сталин подкупал человечностью и уважительностью. Сталин не пытался давить, но его превосходство фюрер ощущал, хотя оно его — к его великому удивлению — не тяготило. И фюрер вместе со Сталиным отправился к Щусеву. Начали они, правда, с метро. Движение с утра было закрыто, всю ночь маршруты проверялись нарядами НКВД и службой Геидриха, но удовольствие фюрер получил огромное — метро было хорошо, особенно — станция «Маяковская»…

У Щусева же им показали Генеральный план реконструкции Москвы, и фюрер огорчался, что рядом с ним не было Шпеера. Сталин, впрочем, тут же предложил:

— Так за чем дело стало? Пусть приезжает — всё покажем и обо всём расскажем!

Затем в программе стояли усадьба Останкино и Военно-воздушная академия… Петровский дворец, где она располагалась, — творение русского архитектора Казакова — очаровал фюрера. Академические же лаборатории заставили задуматься — и оснащённость академии, и русский офицерский корпус выглядели вполне пристойно.

Заехали они и в русскую национальную галерею, подаренную Москве купцами Третьяковыми и названную в их честь. Там, стоя перед одной из картин, фюрер про себя усмехнулся и подумал: «Ну, вот, и я тоже оказался на распутье — как этот русский витязь».

Вторая деловая беседа началась опять на кунцевской даче. На этот раз в креслах у камина кроме Сталина и Гитлера устроились лишь Риббентроп и Жданов.

— Господину Молотову необходимо решить ряд возникших вопросов в Совнаркоме, и он присоединится к нам чуть позже, — коротко пояснил Сталин, но можно было предположить, что он решил активнее подключить к «немецким» делам Жданова. Тем более что Жданов неплохо владел немецким.

Опять потрескивали дрова в камине, опять было просто и уютно. «С чего он начнет сегодня?» — гадал фюрер и не угадал. Сталин неожиданно начал с проблем, казалось бы, отдалённых от России и географически, и политически. Он начал с Ирака:

— Господин Гитлер! Вы не раз предлагали нам подумать о продвижении к Индийскому океану. Но у нас хватает дел в пределах страны. Однако надо видеть перспективу, и я согласен с вами в том смысле, что Советскому Союзу не безразлична ситуация на Среднем и Ближнем Востоке. Да и в Северной Африке… Для Германии же эта ситуация приобретает, как я понимаю, вообще важнейшее значение уже сейчас, сегодня. Ваш Роммель хорошо начал, но застрял… А сейчас у вас появилась хорошая возможность нажать на англичан в Африке с тыла. Я имею в виду восстание в Ираке…

Гитлер и Риббентроп переглянулись. Сталин это, конечно, увидел, но вида не подал, а просто продолжал говорить:

— Господин Гитлер, надо смотреть правде в глаза: переворот в Ираке совершили правые националисты-панарабисты. Это не первый такой переворот в Ираке и, может быть, не последний… Он вам мог бы принести немало выгод — в случае успеха. Но успешным он быть не может…

— Почему?

— Клика Гайлани думает лишь о своих клановых интересах… Она не желает широких реформ в интересах народа, она сохраняет монархический режим — изначально проанглийский. Поэтому поддержки от народа Гайлани не получит, да Гайлани его и боится.

Гитлер не отвечал ничего, раздумывал, задумчиво покачивал, сам того не замечая, носком глянцевой туфли, а Сталин спокойно и методично выкладывал ему аргумент за аргументом:

— Возможно, вы намерены усилить поддержку Гайлани со стороны Германии и Италии… Но без поддержки народа власть обречена рано или поздно — мы с вами, господин Гитлер, должны понимать это лучше кого-либо другого. Мы сами пришли к власти в результате именно массовой поддержки. Да и… — Сталин сделал паузу, — вряд ли вы сможете помочь Ираку реально… Да и захочет ли Гайлани такой вашей масштабной поддержки, которая обязательно втянет его в войну на вашей стороне? Он хотел бы обратного — чтобы от него отстали все и он остался вне битвы…

Сталин умолк, глядя на фюрера все так же спокойно. Гитлер ждал, уверенный, что сейчас последует продолжение, и оно действительно последовало:

— Господин Гитлер! Правительство Гайлани само по себе обречено и широкой поддержки внутри Ирака не получит, но…

— Но? — тут же вопросил фюрер.