Если бы Гитлер не напал на СССР…

И так можно было сказать обо многом… Пока не хватало мяса — это был самый чувствительный результат кулацких и троцкистских провокаций в период коллективизации, когда деревни и села, очумевшие от перемен, в одночасье пустили под нож половину коров, свиней, овец, коз… Но прибавлялось с каждым годом и мяса, потому что имелась прочная колхозная и совхозная база крупного товарного зернового хозяйства.

В первую и вторую пятилетки новое пробивало себе дорогу в борьбе упорной и нелёгкой…

Третья пятилетка проявила преимущества социализма.

Четвёртая должна была их закрепить.

* * *

РУССКОЕ лето 1941 года вошло в свою последнюю — августовскую фазу, когда Сталин вызвал к себе Тевосяна. Вначале разговор шел о делах текущих и внутренних…

— Товарищ Тевосян, — спросил Сталин, — как у нас идут дела с Постановлением ЦК и Совнаркома о заводах-дублёрах?

— Практически готово, товарищ Сталин! Проектные работы мы ведем параллельно, так что скоро начнем строительство новых заводов по производству самолетов, авиационных двигателей, танков и танковых дизелей на Урале, в Сибири, в Средней Азии и Казахстане…

— Очень хорошо! С кем бы мы ни дружили, а резервная оборонная база должна быть хорошо защищена нашей территорией… Оборона для нас — это сердце… А сердце у человека защищено хорошо.

— Согласен, товарищ Сталин… Поэтому бумаги готовы, и за делом дело тоже не станет.

Сталин просмотрел проект, распорядился, чтобы вопрос был окончательно рассмотрен на ближайшем заседании Политбюро, и Тевосян уже собирался уходить, но его остановил сталинский голос:

— Иван Фёдорович! А почему бы вам не пригласить к нам на охоту Геринга?

Тевосян искренне удивился такому повороту темы:

— Геринга? На охоту?

— Да!

— А куда, товарищ Сталин? И зачем?

— Зачем — и сами могли бы догадаться: он охотник заядлый, у немцев главный лесничий… Бывать-то он у нас бывал, но — как военный наблюдатель, на маневрах. А мы его пригласим на дело хотя и со стрельбой, но — мирное… Познакомитесь поближе, дичи настреляете, выпьете по охотничьей стопке, а там и о делах поговорить можно…

— Понятно… А куда?

— Думаю, Иван Федорович, лучше всего — в Белую Вежу.

— В Белую Вежу?!

— Да… Место самое подходящее.

— Но, товарищ Сталин, не рановато ли? Ведь ещё не сезон! Я не охотник, но знаю, что пока охотятся только на утку.

Сталин улыбнулся:

— Я тоже не охотник, товарищ Тевосян. Но бог с ней — с охотой! Зато политический сезон в разгаре… А в Белой Веже и зверя хватает, и политически это место нам вполне подходит.

= = =

Сталин был, конечно, прав! Его вариант был выигрышным и для охотника, и для политика. Беловежская пуща — это заповедный вековой лес площадью в полторы тысячи километров неподалеку от Бреста. В старой России она занимала часть Пружанского уезда Гродненской губернии, а после неудачной советско-польской войны эта зона по Рижскому договору 1921 года отошла к Польше, войдя в Белостокское воеводство.

Заросшая вековыми борами, пуща исстари считалась заповедником — впервые как о заповедном лесе польского короля Ягайло и великого князя литовского Витовта о ней упоминалось в 1409 году… После включения Польши и Литвы в состав России в 1799 году она отошла в фонд казённых земель, а в 1888 году — к удельному (то есть дворцовому) ведомству. Тут охотились русские императоры. Бывал с ними в пуще и германский кайзер Вильгельм II… И охота всегда оказывалась богатейшей!

Гордостью же пущи стали зубры — во всей остальной Европе их давно перебили. А государственный статус Белой Вежи позволил не только сохранить поредевшее стадо, но и постоянно увеличивать его. В 1803 году был даже издан специальный закон, карающий крупными штрафами за охоту на зубров и их лов. И к началу Первой мировой войны их было уже 737 — разного возраста и пола.

Когда-то заповедник разделялся на три дачи — Беловежскую, Свислочскую и Гайновскую корабельную рощу. В Первую мировую войну особенно пострадала последняя — немцы почти свели её, а лес вывезли в Германию. Зубров тоже почти всех перебили: в 1916-м их оставалось 200, в 1917-м — 68, а последнего быка убили в 1921-м. Лишь несколько пар успели увезти в Германию.

Поляки на Белую Бежу махнули рукой и продолжали её добивать, статус заповедника сняв. В 1939 году бывший заповедник вместе со всей Западной Белоруссией был возвращён России и снова стал заповедником. Военные годы и годы безвременья не пошли на пользу ни сосновым борам, ни лосям и благородным оленям. Но жизнь в глухом лесном массиве уничтожить не так просто, и в Белой Веже водились и лоси, и олени… Водились медведи и волки, косули и кабаны. По лесным тропам бегали лисица и барсук, на деревьях затаивались рысь и россомаха… На болотистых озёрах гнездились кряквы, а в глубине боров — глухари.

Но не богатой дичью, конечно, привлекла Белая Вежа Сталина как место важной «политической» охоты. Она была выигрышна именно политически, что Сталин Тевосяну и пояснил: