Если бы…

– О тех подвигах, гнида, которыми ты разрушаешь чужие жизни, влезая в них своими мерзкими вонючими руками.– Сказал Филимон и, ухватив своего собеседника за шиворот, поволок его к письменному столу. Молодой человек снова затрясся и снова принялся скулить и громко всхлипывать. Филимон швырнул его в шикарное крутящееся кресло, обтянутое натуральной кожей. Юноша вжался в спинку, прикрывая голову руками. «Ну, что за м..к?»– брезгливо глядя на скорчившегося на сидении парня подумал Филимон. На столе в специальном лотке лежала явно очень дорогая бумага. Зачем она была нужна владельцу квартиры и самого стола, Филимону было непонятно. Явно сей представитель золотой молодежи последний раз в своей жизни писал, еще учась в школе и то только похабные слова на стенах школьных коридоров. Но бумага была как нельзя кстати. Филимон облегчил задачу трясущемуся хозяину всей этой шикарной обстановки. (Куда ни глянь, все было очень, очень дорогое. Ручная работа. Естественно все только натуральное. Это ж представить невозможно, что бы молодого говнюка, окружала какая-нибудь синтетика или, не дай бог, ДСП). Взяв пачку бумаги Филимон сунул ее под нос богатенькому Буратине.

– Пиши урод. И останешься жить.– Предложил Филимон небогатый, но очень понятный выбор.

Парень затряс головой, подтверждая, что он всегда готов сотрудничать. Боязливо оглянувшись, и покосившись на Филимона, он плаксиво спросил:

– Вы меня не убьете?

Филимон улыбнулся.

– Конечно, ублюдок, я тебя не убью,– почти ласково сказал он.– Ты напишешь то, что мне нужно и я уйду, а ты будешь дальше разрушать судьбы ни в чем не повинных людей, живя своей бессмысленной никчемной жизнью паскудной падали.

Он вставил в трясущуюся руку золотой «Паркер» и сел на край стола, наблюдая за новоявленным сочинителем немигающим взглядом. Ручка мелко дрожала в непослушных пальцах. Молодой человек взял лист бумаги и в нерешительности застыл. Видимо со времен, когда он писал матерные слова на школьных стенах, он подзабыл, как вообще это делается.

– Пиши!– рыкнул на него Филимон. Возможно, ему стоило бы стать педагогом, потому, что трясущаяся рука забегала по бумаге, выводя корявые, но вполне читаемые буквы.

Филимон спрыгнул со стола и подойдя к разошедшемуся писателю положил руку ему на плечо. Тот вздрогнул, втянув голову в плечи. Рука замерла над бумагой.

– Меня интересует все, что ты сделал уже после того как перестал подглядывать за учительницей в школьном туалете. То есть младенчество и учебу в школе можешь пропустить, хотя не сомневаюсь, что ты и тогда был мерзкой маленькой паскудой.– Филимон наклонился и приблизил лицо почти вплотную к бледному лицу с выпученными от страха глазами.– И еще. Ты должен написать про все свои делишки. Не советую пропускать, что-то. И ты подробно напишешь про участие твоего папаши в каждом из этих эпизодов твоего богатого жизненного пути. Ты понял?

Молодой человек замер, глаза его еще сильнее расширились, рискуя и вовсе покинуть глазницы.

– Я не могу,– прошептал он.– Он меня убьет. Он может. Он обещал.

Филимон сжал его плечо.

– Поверь. Даже самый равнодушный отец, ненавидящий своего сына не сделает с тобой того, что сделаю я.– Он слегка кивнул, как бы говоря, можешь даже не сомневаться, мне можно верить.

Парень тоненько протяжно завыл. Филимон хлопнул его по плечу.

– Пиши, время-то идет, а тебе еще писать и писать. И учти, если ты чего пропустишь или мне не понравится, как ты написал, и я решу, что ты что-то скрыл, это будет стоить тебе пальца. Каждый раз когда ты напишешь неправду, а я это сразу пойму, будь уверен, я буду отрезать тебе по пальцу. Но ты не волнуйся, я буду отрезать их с левой руки, так, что писать ты сможешь.

Спустя два с половиной часа Филимон бегло просмотрел каракули новоявленного драматурга. Тут было много всего, гораздо больше, чем в милицейских отчетах, найденных Филимоном. Тут присутствовало и групповое изнасилование, и жестокое избиение, и разгром дома ветеранов и еще по мелочи, вандализм, хулиганство и т.д. Если бы автора этих строк, привлекли к ответственности за все, что он натворил, то его закрыли бы на зоне до конца жизни и еще осталось бы пол срока не отсиженных.

– У меня остался один последний вопрос.– Обратился Филимон к хозяину квартиры, находящемуся уже в состоянии, близком к психическому расстройству.

– Зачем нужно было убивать Сергея Кречетова, которого и так уже осудили за твое преступление?

Как бы ни плохо на этот момент соображал хозяин квартиры, он все же понял, что тот мужик с места аварии чем-то важен для его страшного гостя. Он испуганно покосился на своего мучителя. Тот смотрел очень пристально и его холодные глаза сейчас напугали юного мерзавца еще сильней, чем за все время прошедшее с того момента как его жизнь этой ночью превратилась в один сплошной кошмар. Эти глаза были безжалостны, в них притаилась смерть, причем его смерть.

Молодой человек попятился назад. Лицо задергалось, слезы покатились из глаз. Он тихо-тихо заскулил.

– Скажешь правду, и я оставлю тебя в живых.– Сказал Филимон.