Если буду жив, или Лев Толстой в пространстве медицины

В 1887 году, тотчас по возвращении из Ясной Поляны, где видел и с натуры рисовал в альбоме Толстого пашущего, художник берется за картину – «Пахарь. Лев Николаевич Толстой на пашне». Он хочет сделать «наглядно известным» этот значительный, серьезный и прекрасный факт из жизни Льва Николаевича: «Давно все знают из его исповеди, из множества всевозможных сообщений о нем… как он пилил дрова с поденщиками на Воробьевых горах; знают, как этот великий человек, засучив рукава, складывает печку бедной вдове; как он, вооруженный топором, строит сарай бедным… Давным-давно знают, как граф косит, пашет…» Желая с помощью кисти сделать факт наглядно известным, Репин работает над картиной-документом.

Но суть замысла, конечно, шире. Само название «Пахарь» – много крупнее, значительнее, чем документальное – «Л.Н. Толстой на пашне». Как живописца Репина увлекает, приводит в восторг исполненная достоинства и подлинной гармонии фигура пашущего Толстого. Но не меньше увлекает его страстная, деятельная тревога Толстого о происходящем в мире, его поиски смысла жизни. Не умильные разговоры о братстве людей, а постоянная мучительная жажда разделить с ними тяготы их жизни и труда.

Для тех, кто серьезно задумывается над поисками истины, кого не оставляет в покое жгучее желание знать – как жить, для тех фигура Толстого-пахаря становится воплощением образа крупнейшего духовного деятеля, занятого подготовкой почвы для нравственного учения, проповеди которого он посвящает без остатка свою жизнь…

Соединение духовного и телесного в физическом труде, неизменно увлекающем Толстого, точно и выразительно передает Репин в наброске статьи о нем:

«Он искал физических трудностей и любил преодолевать их; так он пахал, так он косил, так он складывал крестьянам печи (труд тяжелый: глина, сырость, жесткий кирпич) – все это он любил и геройски покорял себя труду – до святости индийского праведника.

Разумеется, такие упражнения развивали его тело и силу мускулов; сухожилия его сильно тянули все сростки костей, и это расширяло кости и делало все головки и ости костей очень выступающими…

От этих быстрых во всякую погоду движений цвет лица и рук его был пропитан воздухом и горячей кровью; глаза глядели зорко, и губы сжимались крепко и весело от торжества над преодолением опасностей. Это дает выражение силы деятельной, действенной».

Особо приподнятое настроение

В 1880–90-е годы, когда Толстой, начинает страстно проповедовать свое нравственное учение, зовет всех, кто слышит, вместе с ним уяснять смысл жизни, в эти годы, когда все больше людей хотят слышать его, когда Ясная Поляна становится местом паломничества (к этому времени относится и значительное число воспоминаний), рост Льва Толстого – 175 см, вес – 71,5 кг.

Как видим, выше среднего, но не высокий, крепко сбит, но не могуче тяжел. Соотношение роста и веса – вполне атлетическое.

Но его внутренний мир огромен, эта огромность внутреннего мира, величие личности определяют внешнее впечатление. Люди, готовясь к встрече с ним, заранее ожидают чего-то громадного, могучего – и обычно не обманываются в ожиданиях. Творческая, духовная мощь Толстого, его телесная энергия и сила, сливаясь воедино, создают образ, который его давний приятель, поэт Афанасий Афанасьевич Фет, обозначает словом богатырь.

Бунин передает смятение от первой встречи с вышедшим навстречу ему Толстым: «кто-то большой, седобородый».

Одним он кажется очень высоким, другим «довольно высокого роста», третьим «ниже ростом, чем я его представлял по портретам», четвертым и вовсе – невысоким. Но непременно – большим.

Большим – благодаря крепости его сложения, широким плечам. Большим – благодаря исходившему от него ощущению мощного характера, «независимости, уверенности и сокрушительной силы». Большим – благодаря той атмосфере, которая тотчас возникала в присутствии Толстого.

«Где бы он ни появился, тотчас выступает во всеоружии нравственный мир человека, и нет более места никаким низменным житейским интересам», – определяет Репин эту особенную – большую – «обуревающую» толстовскую атмосферу.

Осенью 1880 года в Москве Толстой впервые посещает мастерскую Репина.

«В моей маленькой мастерской под вечер все вдруг приняло заревой тон и задрожало в особом приподнятом настроении, когда вошел ко мне коренастый господин с окладистой седой бородой, большеголовый, одетый в длинный черный сюртук.

Лев Толстой. Неужели? Так вот он какой! Я хорошо знал только его портрет работы И.Н. Крамского и представлял себе до сих пор, что Лев Толстой очень своеобразный барин, граф, высокого роста, брюнет и не такой большеголовый…

Он чем-то потрясен, расстроен – в голосе его звучит трагическая нота, а из-под густых грозных бровей светятся фосфорическим блеском глаза строгого покаяния.